Но не успеваю набрать номер дочери, как дверца кабинки распахивается и внутрь влетает Костик в распахнутой куртке. Даже вещи не сдал?

– Сынок, – восклицает Юля, сбрасывает звонок и поднимается на ноги.

Но Костик её будто бы не видит. Он обводит комнату взглядом, ищет кого-то, а я подаюсь всем телом к нему.

– Костик, а где Маша? – спрашиваю каким-то чужим голосом, а он встряхивает головой. Молчит, а я ещё требовательнее: – Где моя дочь?!

– Я не знаю. Она пропала.

– В каком это смысле? Как это пропала?

Я бросаюсь вперёд. Сергей не успевает меня поймать, и я хватаю Костика за воротник куртки и немного встряхиваю. У меня нет сил, чтобы нанести ему хоть какой-то вред, но не получается держать себя в руках и оставаться равнодушной. После его слов не получается.

– Алиса Николаевна, я ждал её в условленном месте, она не приехала, – Костика, похоже, не задевает мой порыв и он объясняет мне и рассказывает, как так вышло, что Маша не с ним. – Потом занервничал, начал звонить, телефон недоступен. Примчал сюда, думал, она тут, но нет её.

Костик держится из последних сил – я вижу это по бледности его лица, по горящим лихорадочно глазам и жалобно вздрагивающим ресницам. Он мужик, но даже мужики, если сильно любят кого-то, имеют полное право на эмоции.

Костик Машу любит, от того такой взволнованный и потерянный сейчас.

– Я пока ехал, всех наших друзей обзвонил, её нигде нет.

– Сынок, что же это такое? – причитает Юля, но у меня нет ни сил, ни желания разбираться с чужими чувствами.

Мне нужна моя дочь. Живая и полностью здоровая.

– Это точно не ваши проделки с ней? Не очередной сюрприз? – требую ответа и внимательно смотрю в глаза Костика, пытаясь уловить правду.

– Нет, ни в коем случае, – как пионер на торжественном собрании, и я ему верю.

Дети наши те ещё оригиналы, но такими жестокими быть не умеют. Не могу даже мысли допустить, что Маша способна сделать это всё специально, для того, чтобы что-то мне доказать, чтобы подшутить, поиздеваться. Это было бы чудовищно.

И дело совершенно не в том, как именно я её воспитывала и что заложила в её голову. Просто Маша не такая.

Отпускаю Костика, хватаю с диванчика свою сумку и, совершенно не обращая ни на кого внимания, набираю номер дочери. Это какой-то дурной сон! Снова всё повторяется, но на этот раз сердце сжимается так болезненно, что дыхания не хватает.

Потому что сейчас всё, кажется, намного серьёзнее, чем когда бы то ни было, и недавнее волнение на заснеженной дороге – цветочки.

– Извините, мне нужно на воздух, нужно срочно позвонить, – говорю, ни к кому особенно не обращаясь, но Сергей оказывается рядом.

– Я тебя одну никуда не отпущу, – заявляет, а я взмахиваю рукой. Пускай. С ним рядом мне будет проще и легче.

Мы выходим в холл, Сергей загораживает от меня весь мир и просто обнимает. Без слов, без какой-то сентиментальной чуши. Просто обнимает, и это именно то, что мне нужно.

Его участие, поддержка – всё, что он хочет и может мне дать.

– Надо позвонить Марго, – говорю, когда мы, вернув себе верхнюю одежду, выходим на улицу.

–Я не знаю, кто это такая, но если считаешь нужным, то звони. А может быть, маме твоей? Вдруг она что-то знает?

Я горько усмехаюсь.

– Нет, мама моя любит Машу, но, во-первых, у неё сердце, а во-вторых…

Всё это объяснить очень сложно, и я не привыкла делиться этим с кем-то, но Сергей – это Сергей.

– У них не те отношения? – тихо спрашивает, а я киваю.

И мне становится проще говорить.

– К ней Маша не поедет. Они чужие люди, хоть мама всю жизнь и пыталась всё исправить, но… моя девочка очень добрая, но бабушка – единственная, с кем у Маши не вышло любви и дружбы. Бабушка у нас очень трудный человек, сложный. Не получилось.

Я не осознаю, что плачу, а когда Сергей касается моей щеки, смахивает мои слёзы, потираюсь о его руку, как побитая кошка, и всхлипываю. Но тут же делаю глубокий вдох, концентрируюсь на одной точке, чтобы прекратить рыдания. И, кажется, получается.

– У тебя есть сигареты? – спрашиваю, а Сергей отрицательно качает головой. – Ты ж не куришь, я забыла.

– Подожди, пожалуйста, я сейчас вернусь, – улыбается, снова прижимает меня к себе и целует в висок. – Я быстро.

И уходит, а я набираю номер Марго.

В трубке длинные гудки. Я вздыхаю, закусываю нижнюю губу, чтобы не потерять контроль над эмоциями раньше времени, и уже почти отчаиваюсь, когда Марго всё-таки снимает трубку.

– Лиса, что-то случилось? – опасливо интересуется подруга, когда я вместо приветствия всхлипываю в трубку.

– Мне нужен твой Карл, – кое-как выдавливаю из себя, а Марго громко охает в трубку.

– Что с тобой? Кто-то заболел? Алиса, не молчи!

Марго тревожится, и я собираю всю волю в кулак и рассказываю ей о пропаже Маши и том, что её нет вообще нигде. В трубке что-то тренькает, но я не отвлекаюсь. Это не входящий, а значит и не Маша, потому подождёт.

– Назови адрес, мы приедем, – требует, а я откликаюсь на просьбу, и без всяких прощаний Марго отключается.

– Держи, – Сергей возвращается и протягивает мне распечатанную пачку сигарет. Тонких и ароматизированных.

Я редко курю, но в такие моменты не могу иначе собраться. Всё это уже как-то даже для меня слишком.

– Сейчас приедет Карл, – объявляю, а Сергей смотрит на меня удивлённо. – Тоже покури, если хочешь.

Не знаю, зачем я это предлагаю, но Сергей усмехается и, немного подумав, всё-таки вытягивает для себя сигарету. В его широкой ладони и крупных пальцах тонкая коричневая палочка смотрится совершенно неуместно и даже смешно, но сейчас это ведь неважно.

У сигарет золотистый фильтр, сладкий конфетный вкус и кофейный аромат. Делаю одну затяжку за другой, и ароматный дым, смешиваясь с паром, разлетается вокруг.

– Кто это? – интересуется, а я уже, кажется, забыла, о чём только что говорили. – Ну, Карл, кто это?

На улицу выходит Костик, следом его мать, но она не пытается заговорить и держится немного поодаль. Лишь смотрит на меня с каким-то особенным сочувствием, а я отвожу взгляд. Чужая жалость невыносима.

– Алиса Николаевна, дайте ключи от вашей квартиры, я промотнусь, вдруг Маша там, – невероятно собранный и деловой Костик протягивает руку, и я отдаю ему связку. Пусть действительно всё проверит, вдруг Маша просто уснула дома? Или ей плохо стало… вот нет, об этом не стану думать.

Господи, у меня путаются мысли, я не могу связать нормально двух слов, а от бездействия злость во мне бурлит и вскипает. Где же Маша?