– Кажется, уже да, – усмехаюсь, вспомнив, сколько табачного дыма и смол сегодня уже проникло в мои лёгкие.

Карл молчит, достаёт из того же кармана зажигалку и прикуривает. Я не барышня, чтобы за мной ухаживаю, потому пользуюсь своим крикетом.

Курим. Мёрзнем. Молчим.

Но, в конце концов, Карл нарушает тишину:

– Напиться бы, – совершенно безэмоционально, а я киваю.

– С удовольствием бы.

Опять молчим, а мороз кусает кожу, проникает под одежду, пробирает до костей, и я только сейчас соображаю, что пальто осталось внутри. Да и чёрт с ним. Вокруг тишина, лишь откуда-то издалека доносится рёв моторов да приглушённый размеренный звон, словно кто-то бьёт по рельсе топором.

– Казино "Тройка", значит, – резко переходит к сути, а я чуть не давлюсь дымом, даже слёзы из глаз брызжут да горло першит.

– Ты же не смотрел папку. Откуда?

– У меня свои связи, – пожимает плечами и делает большую затяжку. – И это моё казино.

Мать его.

Карл смотрит на меня, я на него, а сигарета, выкуренная до фильтра, обжигает пальцы. Встряхиваю рукой, матерюсь громко и со вкусом, а Карл смотрит куда-то в сторону. Ждёт, наверное, пока я снова буду способен нормально мыслить.

– То есть пока твоя женщину утешает лучшую подругу, у которой из-за папашкиных долгов украли дочь, ты…

У меня действительно нет слов, и мне приходится сделать парочку глубоких вдохов, чтобы вспышка ярости хоть немного померкла.

– Сначала послушай, а потом будешь мне морду квасить, – взмахивает рукой, плавно и размеренно, а я растираю лицо ладонями. – Знаешь, как меня называют?

– Чёрный ангел? – вспоминаю.

– Именно, – медленно кивает и снова закуривает. – В своей ангелоподобности я сомневаюсь, но похищать барышень – это не методы Чёрного ангела.

– То есть?

– То есть это не мои Машу украли, – говорит с полной уверенностью, и я ему верю. Такие, как Карл, врать не умеют, не та порода. – Там, в казино, уже шорох, но я голову могу положить на плаху, что это не мои таким способом долги выбивают. Да, они следили за должником, да, планировали яйца открутить, если вовремя не вернёт – обычная практика, в этом бизнесе иначе нельзя, в трубу вылетишь. Но баб мои не трогают. Мелкие методы.

– Уверен, что никто не решил проявить инициативу? Вдруг ты о чём-то не знаешь?

– Нет. Схема, отработанная годами, может, конечно, сбоить. Но не в этом случае. Сергей, поверь, в теневом бизнесе никто не хочет оказаться за решёткой, потому только проверенные люди, от которых не жду сюрпризов. Не знаю, как кто, а мне снова сухари сушить не хочется.

Снова, значит? Ну да бог с ним.

– Тогда кто?

– Тогда это либо не связано с “Тройкой”, либо…

– …либо сам Самохин.

– Смышлёный ты мужик, – тихо смеётся и продолжает: – Мои пробили номер, с которого звонили, это было нетрудно. Телефон левый, но соту засекли. Скоро всё будет хорошо. Или не будет, потому что трусы иногда непредсказуемы.

И, не говоря больше ни слова, оставляет меня одного.

– Пап, есть новости? – Костик нервничает, на заднем плане слышится торопливая речь Юльки, и её голос похож на жужжание пчелы. – Может, я на что сгожусь?

– Нет, сын, будь дома. Если будет важная информация, я обязательно тебе позвоню.

– Но я сейчас с ума сойду! Ты понимаешь?

– Мне ли не понять? Костя, не переживай, скоро Маша будет дома.

Алиса смотрит на меня, но быстро отворачивается. Я утешаю сына, но нет никаких гарантий, что у нас действительно всё получится. Если верить статистике, игромания ничем не уступает наркомании или алкоголизму. И зависимый, дошедший до крайней черты, редко отдаёт себе отчёт в своих действиях. И никого не жалеет, кроме самого себя.

А если заглянуть в другую статистику, то жертв похищения редко оставляют в живых, но эти мысли гоню прочь. В любой ситуации паника – не мой выбор, не собираюсь менять привычки и на этот раз.

– Здесь тебе мама что-то сказать хочет, – Костик передаёт Юльке трубку, я слышу звук её шагов, а после – щелчок двери.

– Серёжка, мне ты можешь сказать правду: всё плохо?

В голове будто бы кто-то нажимает на выключатель, мир вокруг гаснет, но я буквально за долю секунды останавливаю себя и не выливаю на Юлю поток накопившегося во мне дерьма.

– Юля, просто побудь с нашим сыном, когда ты ему необходима. Выполни свой материнский долг, стань наконец не только воскресной родительницей.

И обрываю звонок, не дожидаясь реакции бывшей. Грубо? Возможно, но у меня нет ни времени, ни желания разговаривать с Юлей, объяснять ей что-то – не до этого сейчас, честное слово. Я не люблю срываться на людях – особенно на тех, с кем у меня нормальные отношения. Всегда можно найти способ слить негатив, не издеваясь над близким и друзьям. Потому лучше просто бросить трубку.

– Дом нашли, – рапортует Карл, и снова переключает своё внимание на телефон, прижатый к уху.

Алиса облегчённо выдыхает и сжимает моё предплечье с такой силой, что будь я послабее, точно бы кости мне сломала.

– Машин телефон включился! – передаёт ещё клочок информации Карл, а Алиса громко охает.

– Надо туда ехать! – Алиса даже подпрыгивает от нетерпения, ёрзает на диване, беспокоится, а Марго наклоняется к ней и о чём-то быстро-быстро шепчет на ухо, но Алиса отмахивается. – Значит, моя девочка там, мы должны там быть, надо скорее выезжать!

Карл поднимает руку вверх, требует тишины, а Марго слезает с подлокотника, наклоняется и убирает чашку. Подойдя к столу, становится возле Карла и ждёт, когда он наговорится и машинально зарывается рукой в его белоснежные волосы, топорщит их, но тот даже ухом не ведёт.

– Марго говорит, надо слушать Карла, но я не могу так просто здесь сидеть.

– Не хочешь слушать Карла или Марго, послушай меня, – сгребаю Алису в охапку, прижимаю её к груди сильнее, чем нужно, но она крепкая, моя девочка, она всё выдержит. – Мы полиции уже сообщили через нужных людей, всё будет хорошо.

– Полиции? – пугается Алиса, пытается высвободиться, но я держу крепко. – Разве можно? Нет, нужно, наверное, но можно ли?

В голосе безотчётная паника, а я поддеваю пальцами её подбородок и говорю:

– Нужно, Алиса, нужно. Просто нельзя рефлексировать и паниковать. Ты же помнишь, что мы со всем справимся?

Алиса кивает, и я целую её в висок.

– Не думай о плохом, не мотай себе нервы.

Хотя, конечно, мне и самому неспокойно, но я не могу позволить Алисе расклеиться. Боюсь, потом собрать её будет труднее – слишком сильно она любит Машу. Впрочем, как и любая нормальная мать, Алиса боится. И судить её права не имею.