в покое, – огрызнулась она. – Просто оставь меня в покое.

Мэри Коломбо оставила ее в покое.

«Французского связного» в тот вечер Патрисия и Джек так и не посмотрели. Как и договорились, он позвонил ей в семь, и она с ним поехала, и они даже доехали до кинотеатра, где шел новый фильм, о котором все говорили. В машине Джека Патрисия молчала и глядела прямо перед собой, как и в машине матери по дороге домой из торгового центра. Джек остановился на парковке у кинотеатра и выключил фары, но они даже не попытались выйти.

– Хорошо, – наконец сказал Джек. – Думаю, ты на меня злишься?

– Да, злюсь, – ответила она. – Ты не злился бы, если бы было наоборот?

Он не ответил.

– Что, я не права? – потребовала ответа Патрисия.

– Думаю, да, – неохотно сказал он.

– Думаю, черт! – рявкнула Патрисия. – Отлично ты, блин, знаешь, что было бы! Ты рехнулся, когда я на футбольном матче взяла горсть попкорна из коробки другого парня! А тут я ловлю тебя на свидании с другой девушкой! Ты пригласил ее на каток?

– Не совсем. Я ее там встретил.

– Ты знал, что она там будет?

Он пожал плечами.

– Да, вроде того. Она сказала, что ходит туда каждую субботу.

– И на самом деле тебе не нужно было помогать отцу? Я имею в виду, что вся эта песня о том, что ты злишься на отца, чушь?

– Послушай, Патти, – спокойно сказал он, – я пытался найти способ кое-что тебе сказать, но просто не знал, как это сделать. Я думаю, нам следует начать встречаться с другими. Нам обоим. Мы стали слишком серьезно относиться друг к другу…

– Мы? Ты ко мне стал слишком серьезно относиться! Джек, ты целый год пытался меня трахнуть! Если бы я тебе позволила, у меня, наверное, уже был бы чертов ребенок!

– Хорошо, возможно, это моя вина, – допустил он. – Кто бы ни был виноват, думаю, нам надо встречаться с другими.

– Ты хочешь сказать, мы расстаемся? – прямо спросила Патрисия.

– Не совсем, – снова пожал плечами он. – Я просто думаю, что, знаешь, было бы лучше, если бы мы просто не встречались друг с другом.

– Понятно, – сказала Патрисия. – И эта Лорен, которую я сегодня видела, наверное, и есть та, с кем ты хочешь встречаться?

– Ну, мы в одном классе…

– Черт, при чем здесь это? – сердито спросила Патрисия. – Ты будешь встречаться с каждой девушкой в твоем проклятом классе?

– И буду, если захочу! – внезапно рассердился Джек. – Я не твоя собственность, Патти!

– Верно! Ты не моя собственность! – Патрисия скрестила руки на груди и снова посмотрела прямо перед собой. – Пожалуйста, отвези меня домой.

– Послушай, – сказал он, обняв ее за плечи, – не стоит портить вечер. Мы все еще можем сходить в кино…

– Конечно! – взорвалась она. – А потом мы сможем припарковаться в лесу, и я смогу тебе подрочить, верно? Да пошел ты, Джек! Отвали от меня сегодня вечером, Джек! А теперь… отвези… меня… домой!

Покрасневший Джек завел мотор и с визгом вылетел с парковки.

Патрисия не могла поверить, что отношения закончились. После всего того веселого времени, которое они провели вместе, где было так много хороших моментов: футбол и танцы, муниципальный бассейн, школьные вечеринки, пляж, катание на роликах. Не говоря уже о часах близости на парковках в лесных заповедниках – близости не только физической, не только сексуальной, но, как думала Патрисия, основанной на глубокой привязанности друг к другу, на взаимной преданности. У них с Джеком была любовь.

«И это была настоящая любовь», – думала Патрисия, она искренне любила Джека. Правда, она сказала родителям – практически пообещала отцу, – что ее отношения с Джеком не станут серьезными, но это была пустая клятва, вроде как пообещать матери никогда не позволять мальчикам трогать тебя в определенных местах. Это обещание было затребовано и дано формально, никто его исполнения не ожидал. Для Патрисии отношения с Джеком Формаски были серьезными, и в глубине души она была уверена, что он испытывал к ней те же самые чувства.

Так что это еще не конец, этого не может быть.

Когда Джек привел ее домой после ссоры на парковке у кинотеатра, Патрисия вошла в дом, направилась прямиком в свою комнату, не сказав семье ни слова, и захлопнула двери.

Остаток выходных Патрисия размышляла, да и всю следующую неделю. После школы она шла прямо домой и не выходила ни под каким видом – на случай, если Джек позвонит и извинится. Каждый раз, когда звонил телефон, она чуть не выпрыгивала из себя, но брать трубку отказывалась, вместо этого срочно приказывала матери и брату, что сказать, если это ей: «Подождите, я посмотрю, дома ли она», – а потом сказать ей, кто звонил. Но звонка Джека так и не последовало.

С каждым днем Патрисия становилась все печальнее и мрачнее. Она начала сожалеть о сказанных гневных словах, осуждать себя за резкость. В конце концов, никто не идеален, рассуждала она, и для того, чтобы это понять, ей достаточно посмотреть в зеркало. Если Джек ее действительно любит, его наверняка настолько ранили ее грубые слова, что он не знает, как извиниться, он скорее всего боится к ней подойти. Бедный парень, наконец, убедила она себя, она действительно была с ним слишком строга.

К выходным Патрисия почти решила извиниться перед ним – но с оговоркой. Она ему скажет, что сожалеет обо всех гадостях, что она ему наговорила, если он признает, что она их наговорила по его вине. Ему придется признать, что именно он спровоцировал ее вспышку. И, самое главное, ему придется извиниться за то, что он ей солгал.

Последнее условие было для Патрисии очень важным. Сама непревзойденная лгунья, она придавала большое значение тому, чтобы Джек осознал масштабы своего поступка, поскольку она ему никогда не лгала. Она этим гордилась. Он был единственным человеком, о котором она могла это сказать. Всем остальным, когда она чувствовала, что это необходимо, она лгала. Вот почему было так больно увидеть его в торговом центре. Ее оскорбило не столько то, что он был с другой девушкой, сколько то, что он солгал Патрисии, чтобы туда пойти.

Но она была готова пойти ему навстречу. Она подождет большую часть дня субботы, целую неделю после их ссоры, если к пяти часам Джек ей не позвонит, она возьмет инициативу на себя и позвонит ему.

Как вскоре выяснилось, никто из них друг другу больше не позвонил.

В два часа дня в субботу Майкл просунул голову в двери