— Давайте отжигать! — кричу я всем и выдвигаюсь к центру зала, игнорируя столы с выпивкой и закуской.

Приглашенный диджей понимает меня с полуслова, и тишину взрывают аккорды в четыре четверти. Пару секунд Андрей смотрит на меня удивленно, а затем громко кричит, запрокинув голову, и присоединяется, подавая пример остальным.

Свет гаснет, и старинный Бальный Зал, предназначенный для проведения великосветских балов, преображается. Магия электронной музыки и световое шоу превращают его в суперсовременный ночной клуб.

Многочисленные лазерные проекторы раздвигают видимые границы и заливают потолок потоками цветного света. Роль вращающихся зеркальных шаров выполняют хрустальные люстры — преломляют и отражают свет, наполняя пространство множеством цветных всполохов.

Уже порядком захмелевшие, наследники Великих Родов присоединяются к нам и отплясывают под ультрасовременные ритмы, пронизывающие наши тела объемными вибрирующими басами. Яркие световые линии вспыхивают и гаснут в такт музыке, и кажется, что воздух пульсирует, а мы пластаем его на части взмахами рук.

Меня пленяют переплетения звука и света, и я становлюсь частью этой многомерной симфонии. Тело реагирует на каждый бит, каждую ноту, словно музыка проникает в самую глубь моей души. Я двигаюсь в ритме гулко звучащих басов и чувствую, как реальность вокруг меня раскрывается, словно гигантский светящийся бутон.

Ощущение свободы охватывает каждую клеточку моего существа. Я забываю о тяготах выбора судьбы, о будущем и о своем происхождении. В этот момент я не бастард и не наследник Великого Рода, а захлебывающееся счастьем существо, погруженное в мир пьяных фантазий.

Я забываю о Цветных, Темных и Светлых, забываю о трех Осколках и тяжести предстоящего выбора, забываю об интригах и загадках, заполнивших мою жизнь. Танец становится исцеляющим ритуалом, переместившим меня в мир, где нет места тяжким думам и будущим заботам. В этот момент я горю, поглощенный магией танца, становлюсь одним из многих, вплетаясь в ритмическое единство с окружающим миром.

Диджей на время приглушает музыку и объявляет перерыв. Мы собираемся у столиков и заливаем жажду шампанским. Меня буквально распирает от бурлящей в жилах энергии. Золотистый напиток в бокалах искрится, отражая мерцание света, и придает этому вечеру особый блеск. Обостренные ощущения становятся еще более интенсивными, наши взгляды периодически встречаются, и в каждом читается, что эта ночь — особенная.

— Танцуют все! — кричит Трубецкой и начинает кружить в завораживающем танце дервиша с двумя бокалами в руках.

Диджей включает восточную мелодию без слов, и мы растворяемся в чарующем ритме. Окружаем Андрея и поддерживаем его в импровизированном хороводе. Постепенно ритм нарастает, в заунывные стоны дудука вплетаются барабаны и электрогитары, и вновь начинается танец в четыре четверти.

Движения наших тел синхронизируются с музыкальным ритмом, и становятся все более необузданными. Бокалы в руках пустеют один за другим, их содержимое поднимает градус веселья и азарта в нашей крови. Я погружаюсь в эйфорию, забывая о проблемах, условностях и запретах.

Мы пьянеем все больше и больше, наши движения становятся менее отточенными и грациозными. Медленно но верно мы превращаемся в компанию первобытных варваров, которые рвано дергаются под музыку и оглашают пространство громкими воплями.

Когда градус веселья достигает максимума, Цесаревич поднимает руки и громко хлопает в ладоши. Оглушающая музыка стихает, двери распахиваются и в зал вкатывают два огромных бутафорских торта.

Под медленную ритмичную музыку крышки тортов слетают на пол, и из одного выскакивает полуобнаженная девушка, а из другого — полуобнаженный юноша. Практически нагие танцоры спускаются с «тортовых» подмостков и начинают завораживающий эротический танец.

В воздухе разливается возбуждение. Оно искрит подобно шампанскому в бокалах и требует выхода. Танец гостей настолько чувственный и зажигательный, что наши высокородные княжны не выдерживают и присоединяются к юноше и девушке, которые уже полностью избавились от одежды.

Игра света, пульсирующей музыки и чувственных движений создает потрясающую атмосферу. Княжны, обычно держащие себя в строгих рамках общепринятых правил, выплескивают страсть, растворяясь в огненном вихре танца. Они окружают обнаженного стриптизера и начинают сбрасывать с себя одежду.

Возбуждение пронизывает пространство и наши тела. Глядя на девчонок, мы какое это время не знаем, что делать. Ситуацию спасает Воронцова. Она бросается к братьям Юсуповым и начинает их раздевать. Нарышкина кошачьей походкой приближается к Царевичу и делает то же самое. Романова вожделенно смотрит мне в глаза, и я направляюсь к ней, как кролик, загипнотизированный удавом.

Мы сбрасываем остатки одежды и с головой погружаемся в новые ощущения. Танец становится символом освобождения и необузданной страсти. Случайные и не очень касания тел распаляют воображение, и нас захлестывает вожделение. Я смотрю в глаза Наталье Романовой, и не могу скрыть накатывающего на меня возбуждения.

Через некоторое время я замечаю, что все еще одетые Апраксин и Трубецкой удивленно наблюдают за нами, словно за папуасами, пляшущими вокруг костра. Парни либо недостаточно выпили, либо недостаточно раскрепощены.

Хватаю за руки Нарышкину и Воронцову, мы бросаемся к Андрею, и девушки сразу приступают к делу. Звонко смеясь, они начинают его раздевать. Он пытается сопротивляться, а затем покоряется неизбежности. На меня Трубецкой смотрит, как охотник на волка.

— Говорил тебе, что надо учиться управлять своими чувствами, а не покоряться инстинктам, — кричит он мне прямо в ухо, притянув за шею. — Мы сейчас похожи не на наследников Великого Родов, а на плебеев, которые не могут сдержать свои инстинкты.

— Не будь занудой! — громко отвечаю я и мягко отталкиваю Андрея.

Он укоризненно поднимает бровь и щурит глаза, словно предостерегая меня от последствий нашего поведения, а я со смехом стаскиваю с него пиджак и тяну на танцпол.

Танец страсти перешел в откровенную и возбуждающую игру. Мы окружаем Андрея и всячески провоцируем на погружение в пучину чувственного разврата. Хмурое выражение его лица становится элементом спектакля, где каждый следующий акт вызывает приступы смеха и безудержного веселья.

Я бросаюсь к ближайшему столику, хватаю пару бокалов, в два прыжка оказываюсь рядом с Трубецким и буквально заливаю шампанское ему в рот. Он пытается уклониться от неизбежного, но в бой вступает тяжелая артиллерия: девочки начинают ластиться к нему, словно кошки. Мгновение сопротивления, мгновение неопределенности, и, наконец, победа: Андрей сдается и, смеясь, вступает в игру.

Наша тесная компания настолько увлечена собой, что мы не замечаем, как приглашенные танцоры и слуги тактично исчезают, оставляя нас в привычном кругу общения.

— Продолжаем у меня! — предлагает Цесаревич, перекрикивая музыку.

Мы смеющейся и улюлюкающей толпой несемся по коридору, распахиваем высокие резные двери и забегаем в царские апартаменты. Романов включает медленную расслабляющую музыку, и танцы превращаются