— днём с огнём не сыщешь.

— Да на кой мне эта игрушка? — закинул «Браунинг» на место, — пусть покамест здесь валяется, глядишь — сгодится на что.

Пересчитал все винтовки, подошёл к месту хранения боеприпасов:

— Часто стреляете?…В смысле: как часто производится стрелковая подготовка?

— «Стрелковая подготовка», спрашиваешь? А, зачем⁈ Бойцы у меня опытные, бывалые — многие, как я — ещё царской службы. Настрелялись все уже досыта: кто за год, кто за два. А кто, как я — за пять лет…

Резонно! Раз научившись плавать или на велосипеде ездить — уже не разучишься. Позже правда выяснилось, что в Царской армии на стрелковой подготовке сильно экономили.

— … Да и патронов нет столько, чтоб попусту стрелять! Так, на раз отбиться — если что.

Настораживаюсь:

— Что? Бывает, что и «отбиваться» приходится?

— У нас? У нас на полустанке — нет! Что у нас грабить⁈ Вот ежели вагон какой на перегоне сломается, вот тогда — приходится стрелять, да… Мужики же местные — несознательные элементы. Ну, там наши — дали разок залп поверх голов, те и разбежались по кустам! Ну, а так — кругом банды, проходу нет. Иногда, нас посылают вместе с милиционерами их вылавливать.

Однако, что-то мне в его голосе и взгляде не понравилось…

Ладно, отложим выяснения в долгий ящик.

Патронов для винтовок, действительно — раз, два и «кот наплакал». А, вот для «Нагана»…

— Да, не надо эти пересчитывать, товарищ командир! — запротестовал начальник команды по охране грузов, — они у нас неучтённые: проезжающая через нас воинская часть пару ящиков обронила.

Проверил по документам, действительно — в списках не значатся.

Хм…

— И, как часто у вас такие случаи бывают?

Тот, почесав затылок под сдвинутой вперёд фуражкой, расплывчато как-то ответил:

— Да, уж случается…

Понятно. Скорее всего, просто стащили — «плохо» лежащее или на самогон выменяли. Хотя последнее крайне маловероятно.

— Раз уж они у вас неучтённые, я отсыплю себе жменю…?

Интонация у меня отнюдь не была вопросительно-просительной, а скорее — хозяйственно-свойской. Не успел он даже ответить — как я уже вполне по-свойски, «отсыпал» себе в карманы две пригоршни нагановских патронов. Поэтому ему осталось только согласиться на реквизицию:

— Конечно, о чём разговор⁈

Выходя из оружейной комнаты, обронил:

— Сегодня же, обязательно напишу рапорт начальству: пусть даёт нам трехлинейки… Война кончилась и, оружия должно быть — освободилось достаточно, чтоб вооружить особые отряды Республики по-человечьи.

По одобрительному сопению моего комвзвода понял, что заработал у него дополнительное очко в копилку моего имиджа у подчинённых.

Рисунок 14. 47-мм морская пушка системы Гочкиса на полевом лафете кустарного изготовления.

* * *

Осмотрели пакгаузы… Склады при железнодорожной станции — по-русски говоря.

Всего их четыре: один вовсе пустой, во втором — опломбированном…

— Откуда, это… — восклицаю в полнейшем обалдении, — тоже «обронил», кто⁈

Что «это», я не спрашиваю — ибо сам скорее всего, даже лучше самого хозяйственного Чеботарёва, знаю…

Это — 47-ми миллиметровая морская пушка системы Гочкиса[2], кустарно переделанная в так называемое «траншейное орудие». Неоднократно участвовал в конструктивных срачах на Форуме альтернативной истории по поводу сего девайса — потому, так хорошо знаю этот девайс.

— Ещё в восемнадцатом году, моряки Волжской флотилии на сохранение под расписку оставили, — несколько удручённо ответил мой зам, — да до сих ни слуху про них, ни духу… Забыли или сгинули должно быть все.

Обошёл вокруг, осмотрел внимательно, под продолжающееся бурчание Чеботарёва:

— Оно, конечно, нам не в тягость — не лошадь чай и, овёс с сеном не просит. Но, всё одно — забрали бы товарищи военные её куда подальше отсюда…

— А боеприпас к ней?

— Нет, боеприпаса не оставили — должно быть, самим нужон был. А пушка баяли — сломана.

Самопальный полу- деревянный лафет, довольно криво сколоченный-склёпанный какими-нибудь народными умельцами в какой-нибудь «кроватной» мастерской, действительно — буквально расползся на составляющие элементы. Открыл затвор и, с немалым усилием с помощью Чеботарёва повернул орудие на свет: канал ствола в достаточно хорошем состоянии, не ржавый, изношен по-божьи…

— Пусть стоит — раз жрать не просит!

Затем, отряхивая руки от многолетней пыли, тщательно протирая их носовым платком, спросил:

— Из документов на неё — только та расписка, да? За нашим отрядом эта пушка не числится?

— Больше ничего нет, нет — не числится.

— Вот и ладненько!

Как можно догадаться, у меня появилась кой-какая долгосрочная задумка.

В следующих двух пакгаузах было в основном разное крестьянско-кустарное и шмутьё-барахло. Имущество местных кустарей и частников-нэпманов… И те и, другие и третьи — из-за низкого спроса на месте, торговать ездили в отдалённые большие сёла, небольшие города вроде Ардатова или Мурома, а то и даже в губернский Нижний Новгород. Вновь изготовленный или не проданный товар, за небольшую плату оставляли под охраной на разъезде…

Удобно им всем так — понятно, из-за чего, да?

Значительную, если не большую часть товара составляла та самая минеральная краска — про которую мне рассказывал Отец Фёдор в первую же ночь моего «попадалова».

Наконец, последний из вверенных мне под охрану «объектов» — довольно разветвлённый и вместительный железнодорожный тупик.

— Здесь раньше вагоны дровами из концлагеря грузили, — пояснил Чеботарёв, — сейчас же сломанные паровозы или вагоны отстаиваются — в ожидании приезда бригады из депо…

— Эти я вижу — так и не дождались.

В самом конце оного из «тупичков» сиротливо стояли ржавый паровоз и вагон. Ещё три вагона, вернее — их «скелеты», были просто-напросто сброшены с рельс и через ни хуже прорастают молоденькие берёзки.

— Паровоз бают — американский, только на угле ездить и может… А где в восемнадцатом году был уголь? У немцев, потом у Деникина и недобитых буржуев! Помучились с ним, да здесь и бросили. У этих вагонов же, лопнули колёсные пары…

— Так, грузить надо меньше!

Криво стоящий на рельсах двухосный пульмановский вагон — был чуть ли не с «горкой» заполнен старыми, ржавыми, изношенным рельсами.

— А этот самый старый — ещё до Империалистической войны здесь встал, когда в последний раз делали ремонт путей…

Убей меня Бог, не помню грузоподъёмность[3] таких вагонов… В прикидку — тонн двадцать или немного меньше.

Короче, в железнодорожном тупике полустанка оказался целый «Клондайк» — многие десятки тонн пока ещё бесхозного железа. Вот только,