– Захиде, дорогая, послушай! Я даю тебе слово, что найду наших внуков. Не падай духом! Как мы тогда за ними будем смотреть?

Захиде с улыбкой посмотрела на мужа. Мехмет мог бы даже решить, что она счастлива.

– Они, наверное, ждут у нас дома, дорогой мой Мехмет. Они, наверное, испугались темноты и пришли к нам.

Маленькому Хасану еще пять лет, а маленькой Хавве, названной в честь умершей тети, всего лишь три года. Но Мехмет ответил:

– Может быть.

После той ночи Мехмет и Захиде Эминовы остались в доме у виноградников, чтобы провести там остаток жизни. Когда за ними закрылась дверь, Мехмет посмотрел наружу из маленького окна. Холмы перед его глазами, тянувшиеся до Черного моря, были покрыты виноградниками, которые когда-то принадлежали ему. Захиде, оказавшись дома, рухнула на старую качающуюся табуретку и вперила взгляд в одну точку. Бедная женщина бормотала:

– Дети все здесь, да? Пришли? Кто пришел? Ханифе… Курт Сеит… Осман… Махмут… Хавва… Мюмине… Хасан… Хавва… Ханифе… Курт Сеит…

– Захиде моя, мы дома! Пойдем выйдем вместе в сад!

Ответ Захиде был бессвязным. Может быть, это был и не ответ вовсе.

Мехмед вышел в сад. Одна из деревянных колонн сломанного навеса террасы, где в прежние времена накрывали столы и принимали гостей, была подперта табуреткой. Мехмету подумалось, что табуретка куда счастливее, чем он. Она смогла сохраниться. Он посмотрел на Черное море. Он впервые ощутил, что очень доволен, что Сеит сбежал. Да, это была правда, Сеит оказался его единственным выжившим ребенком. Он был самым любимым ребенком и, хвала Алаху, очень далеко и жив.

Погуляв в саду час, он вернулся в дом. Когда он подошел к двери комнаты, то внутри стояла странная тишина. Должно быть, Захиде уснула. Ведь сколько она натерпелась! Когда он тихонько отворил дверь и вошел, он увидел ее на полу в глубоком сне. Он не хотел ее беспокоить, но решил переложить ее на кровать. В этот момент он вспомнил, за туманной завесой далеких времен, как жена ждала его у дома, когда он, молодой военный, возвращался из Петербурга, а он обнимал жену и одной рукой мог посадить ее на круп лошади, затем взять на руки, подняться по лестнице и отнести в спальню. Сейчас же если только он сможет взять ее на руки, то пронесет только несколько шагов.

– Эх, негодный муж стал Эминов… – пробормотал он.

Но едва коснувшись ее, он сразу понял правду. Он застыл. Схватил ее лицо в ладони.

– Захиде! Моя Захиде! Ответь!

Ничего не изменилось на ее улыбающемся лице. Должно быть, она испустила дух, заново переживая самые счастливые годы своей жизни. Мехмет осыпал поцелуями еще теплое лицо жены. Пожилой мужчина плакал. Ему много раз хотелось плакать, но он всякий раз себя сдерживал, волнуясь, что это будет возмущением против Аллаха. В руках Захиде, которые она скрестила на груди, все еще лежали три кусочка кружев разных цветов. Белый, голубой и розовый…

* * *

Вдалеке от Алушты, в одном из селений, двор школьного здания, превращенного в Дом сирот, был наполнен плачущими детьми. Кто сидел на земле и корчился, кто плакал, кто кричал. Дети были разделены со своими родителями. Но их главная тоска была по куску хлеба. Последние два дня никому из них не давали ни кусочка. Малютки, которые не умели еще говорить, плакали, а те, кто был постарше, негодовали. Однако негодующим было сказано, что их родители им не помогут, Аллах их тоже не слышит, но если они попросят хлеба от Отца всех народов Сталина, то желаемое исполнится.

В конце концов всех их накормили, остригли наголо, переодели в казенную одежду и распределили по детским домам, которые были раскиданы по всей стране. Новое поколение коммунистической России было вынуждено начинать свою жизнь без связи с прошлым, не зная о судьбе своих матерей и отцов. Следы маленьких Хасана Эминова и Хаввы Эминовой навсегда затерялись.

Весной 1929 года Мюрвет получила еще один конверт. На марке был Сталин. Край письма обгорел. Эмине, которая в тот день навещала дочь, поняла смысл этого послания.

– Дочка, приготовься. Пришла плохая весть, – сказала она.

Мюрвет дрожащими руками открыла конверт.

Мюрвет, плакавшая совсем недавно от радости из-за полученных писем, на этот раз разразилась плачем грусти. Было понятно, что в письме были вымараны слова, не прошедшие из-за цензуры.

Сеит словно второй раз пережил смерть семьи, любовью которой он пожертвовал годы назад. Сейчас окончательно разбились надежды увидеть отца, мать и брата. Теперь он знал, что в Алуште живет только его отец. Кто знает, может быть, пока письмо шло до них, и его не осталось.

Письмо с обгоревшим краем стало последним. Теперь Алушта была окончательно потеряна.

Какой бы ни была тоска по прошлому, но жизнь продолжалась; Сеит нашел возможность стать компаньоном в деле, о котором он долгое время мечтал. Его партнер, Федор Федорович Томас, был обрусевшим африканцем. Он занимался управлением сада с баром под названием «Стелла». «Стелла» была одним из самых веселых заведений, где Сеит проводил время в беседах, попивая водку. Федор желал наладить работу кафе в отеле «Токатлыян». Сеит был стреляным воробьем для этого предприятия. После того как они договорились вести дела вместе, они осмотрели новое рабочее место. Отель находился в деревянном здании на холме в Тарабье. Позади была роща и берег, покрытый галькой. Маленькая набережная на берегу делала кафе весьма привлекательным.

Ударив по рукам, Сеит и Томас не теряли времени даром. Вдохновляясь рестораном, которым Томас управлял, живя в Москве, они назвали кафе «Максим». «Максим» за короткое время занял одно из первых мест среди главных достопримечательностей Стамбула. С шикарным декором, оркестром, варьете и вкусной кухней он превратился в место, которое обожали не только клиенты отеля, но и завсегдатаи Пера.

Когда пришла весна, Мюрвет и дети начали наслаждаться жизнью в Тарабье. Мюрвет не сомневалась, что они проживут еще одно спокойное лето. Идя под руку с мужем в Бейоглу, она выбирала себе новые платья и шляпки. Сеит готовил к летнему сезону гардероб жены и дочерей. Мюрвет пьянела от удовольствия. Купальники и головные уборы выбирались с особой тщательностью. Сеит забирал семью вечером в четверг, а в субботу отправлял их с последним пароходом обратно. Путешествие на пароходе Эминеню – Тарабья дарило Мюрвет незабываемое праздничное настроение. На выходных Леман присоединялась к отцу с матерью. Шюкран была лишена подобных радостей – она то заболевала до путешествия, то заболевала после того, как приезжала в Тарабью. Мюрвет часто приходилось оставлять ее с Эмине.