– Точно, готов, – убеждая себя, проговорил он и тут же заметил отблески факелов на тропинке, ведущей в поселок.

Двоюродный брат Конди – организатор ночного нападения, поудобнее перехватил дубину и побежал в сторону Кангаша. Его провожали встревоженные людские крики за спиной и уханье совы, которая этой ночью так и не дождалась обычного угощения от шаманки. Впрочем, как и во все последующие ночи…

Твои оковы невидимы снаружи.

Твои оковы только внутри тебя.

Паша проснулся в каком-то сарае, на ворохе жесткой соломы. Он устало сел – голова раскалывалась, как от похмелья. Он огляделся. Небольшой сарай из плотно подогнанных бревен. Маленькое оконце, через которое проникал дневной свет и немного свежего воздуха. Слева была небольшая перегородка, за ней хрюкали. Он встал, подошел к перегородке и заглянул через нее.

– Хрюшки, привет, – неосознанно произнес пленник.

Два здоровенных хряка приветствовали своего вынужденного соседа глухим кхру-хрю.

– Что «хрю-хрю»? – передразнил их Паша. – Воняете вы, братцы, здорово.

Павел зажал нос рукой, зажмурился и потряс головой.

– Что за бред? – он еще раз огляделся. – Вадя! – позвал он. – Вадя!

– Кхру-хрю, – обрадованно ответили хряки.

И тут он вспомнил шалаш шаманки… мешок на голове… тугие веревки… крики Вадима, а потом… А потом был удар по темечку – и больше он ничего не помнил.

– Так… – многозначительно протянул Павел, заметив дверь в свинарнике, – что за квадратный армейский юмор?!

Он подошел к двери, попробовал открыть. Она оказалась заперта снаружи.

– Так… это что получается… я типа в плену? Эй! – крикнул Павел, ударив ногой по дверным доскам. – Кто посмел так обращаться с главой рода?!

Ему вновь ответили хряки.

– Кхру-хрю!

– Воды дайте, – потребовал пленник, продолжая колотить в дверь, – слышите, сволочи, дайте воды! Вы что, по-русски не понимаете?

И тут он спохватился.

– Вот черт… Пить хочу, – уже по-вепсски добавил Павел. – Дайте пить!

Услышав знакомое и очень нужное именно сейчас слово «вода», хрюшки оживились и тоже присоединились к требованиям случайного соседа. Павел обернулся и посмотрел на животину.

– Слышите! Скотина тоже пить хочет!

Он поколотился еще минуту, но к двери никто не подошел.

– Внеплановый опорос на ваши головы, – пригрозил пленник и расстроенный вернулся на прежнее место.

– Нет, вот ведь сволочи…

Павел задумался. «Кто бы это мог быть? – размышлял он. – И где Вадя? Неужели тоже где-нибудь в свинарнике?».

– Нет, – вслух произнес вынужденный сосед хрюшек, – не может быть, чтобы Вадя им дался. Если бы его тоже повязали, то был бы тут, со мной.

Он крепко зажмурился, досчитал в уме до десяти и резко открыл глаза. Свинарник не исчез, хрюшки были на месте, а Вадима не было.

– Ну, если Вадя им не дался, то он придет… точно придет и выручит. Ух, он вам устроит! – громко произнес Павел, погрозив кулаком невидимым врагам за дверью.

Пленник еще что-то пробурчал себе под нос и под мелодичное похрюкивание свиней уснул. Почему-то именно сейчас ему приснилась Улла, но с глазами Насти, его далекой невесты, оставшейся в двадцать первом веке.

Его разбудил скрип открывающейся в свинарник двери. Он проснулся, но глаза не открыл, решив прислушаться. Как ему показалось – вошедших было двое.

– Ёлла, – произнес грубоватый голос по-вепсски, – налей свиньям.

Павел распознал плеск выливаемой в корыто воды. «Черт, как же хочется пить», – подумал он, облизнув губы. Затем пленник услышал, как кто-то подвигает к его ногам что-то тяжелое, и решил открыть глаза. Перед ним, на бочке, сидел бородатый и длиннорукий вепс в темно-зеленой рубахе и широких серых штанах. «Это же, кажись, Порки, двоюродный брат Конди», – вспомнил Павел, но решил проверить свою догадку и спросил:

– Ты кто? И что тебе надо?

– Не крути, щенок, – зло сказал Порки, – ты знаешь, кто я!

– Допустим, – ответил пленник, поднимаясь с соломы.

Глава Кангаша смерил его презрительным взглядом.

– Откуда ты взялся на наши головы? – спросил вепс, когда пленник сел.

– Откуда взялся, там уже нет…

– От тебя одни беды и несчастья нашему роду, – произнес Порки, пропустив издевку пленника мимо ушей. Он уперся руками в колени, склонился и вновь спросил: – Отвечай! Это ты навел варяг на Копиярве и Каргийоки, это они прислали тебя и твоих дружков следить за нами?

Паша широко раскрыл глаза и немигающим взглядом уставился на своего похитителя.

– Ты с ума спятил? – от такого чудовищного обвинения голос Павла слегка дрогнул. – Какие варяги? Какое Копиярве?

– Отец, он издевается, – изрек Ёлла, отшвыривая пустое деревянное ведро в сторону.

– Деревню у озера сожгли не по твоему наущению?

Пленник отпрянул назад, от Порки несло чесноком, как будто тот специально его нажрался, словно идя на встречу с нечистью.

– Да мы с Вадимом Каргийоки защищали, – резонно заметил Павел.

– Лжешь, ты не бепся, ты варяг! – прокричал Порки.

– Да пошел ты, дядя! – в сердцах, сквозь зубы выдавил пленник.

Он хотел приложить его еще парой крепких словечек, но не успел. Кулак Порки пришелся ему прямо в глаз. Паша не любил драться, особенно по трезвяку, так, случалось иногда – перебрав пивка, он принимал участие в дискотечных потасовках, но это, как он сам признавал, этап подросткового становления. Удар откинул пленника на солому, но он быстро совладал с собой и из положения лежа пнул бочку под задницей Порки. Удар двумя ногами вышиб седалище, и староста кангашцев смешно кувырнулся назад. Паша почувствовал, что вскипает, резко вскочил и кинулся добивать противника, совершенно забыв про второго вепса.

Ёлла, видя кувырок отца, подскочил к пленнику и, обхватив его за плечи, повалил на солому. И все же Паша успел двинуть пару раз Порки по морде. Сыночек был ниже пленника, но зато пошире в плечах, и его крепкая хватка почти обездвижила Павла. И тогда он, не раздумывая, ударил головой назад, прямо тому в нос. Вепс взвыл, как раненый кабан, хрюкнул и разжал хватку. Паша добавил ему локтем под дых, но тут же сам получил ногой в грудь, потом два раза в живот, потом еще раз в подбородок. Он извивался, инстинктивно закрыв лицо руками, попытался подняться, но сыпавшиеся на него удары ног не дали осуществить задуманного. Через несколько секунд Ёлла, совладав с болью в травмированном носе, присоединился к отцу. Две пары ног месили стройное тело нового главы медвежьего рода, как молотилка комбайна.