и другая. Для восстановления погибающего театра Владимиру Алексеевичу пришлось потратить немало времени и душевных сил. Ему надо отдать должное. Я думаю, если бы не чуткое, умное, дипломатичное его руководство, то быть бы сейчас на месте Московского ордена Трудового Красного Знамени драматического театра им. М. И. Ермоловой какой-нибудь коммерческой структуре.

Я – патриот своего театра, который основал знаменитый артист МХТ Николай Павлович Хмелёв. Театра с многолетними традициями. Театра, где играли прекрасные актеры Якут, Соловьев, Галлис, Кириллова; где работал выдающийся русский режиссер Лобанов. Мой отец считал Хмелёва своим учителем, хотя никогда у него не учился. Но в юности бегал во МХАТ на все спектакли с его участием. И всю жизнь папа исповедовал систему Станиславского. Никаких других систем и учений он не признавал.

Что касается семейной жизни, то все у нас складывалось хорошо, хотя, конечно, как во всякой семье, случались и разлады, и ссоры, а потом примирения. Но я старалась не накапливать в себе негативные эмоции и очень часто первая старалась заключить мир. В это время мы уже жили на улице Красная Пресня в центре Москвы. С квартирой нам очень помог папа. Дедушка, с которым мы тогда жили, считался заслуженным человеком, много сделал для советской власти. Поэтому, когда мы узнали, что на Красный Пресне строится дом для ветеранов партии, мы постарались получить в нем квартиру. Но претендентов на это элитное по тем временам жилье было очень много. Поэтому папе пришлось идти в Моссовет и просить за нас. Хотя он не любил просить за близких. Переехали мы в новую квартиру в 1985 году, а в 1986-м Маше нужно было уже идти в первый класс. Выяснилось, что около нас есть только одна школа. Но попасть в нее даже тем детям, которые жили рядом, невозможно, так как она была с углубленным изучением английского языка. Опять пришлось просить папу. Он сходил на прием к директору и, конечно, Титова Маша была с радостью принята ученицей первого класса. Я уже писала, что своим близким папа не мог отказать в помощи, но делал это с большим напряжением, как будто чувствовал какое-то неудобство. Другое дело – для чужих. Здесь никаких внутренних препятствий не было. Так уж папа был воспитан своими родителями, и я никогда на это не обижалась.

Осенью Маша пошла в школу, а Надя стала ходить в ясли, которые находились недалеко от дома моих родителей. Потому мама часто забирала Надюшу и приводила ее к себе, и «Толя», придя домой, радовался, что может немного побыть с маленькой внучкой. Однажды осенью, отведя Машу в школу, я пришла домой и стала заниматься разными хозяйственными делами. День стоял теплый и солнечный, у меня был выходной, настроение было хорошее и ничто не предвещало беды. Дедушка, который с нами жил, занимал в квартире отдельную комнату. К этому времени он еще не выходил, и, делая домашнюю работу, я слышала его равномерный храп. «Еще спит», – подумала я. У первоклассников занятия заканчиваются быстро. Для меня несколько часов пролетели незаметно, и я поспешила за дочкой в школу. Вернувшись с Машей домой, я заглянула в комнату к дедушке и увидела, что с ним плохо. Он лежал на кровати и хрипел, а на мои вопросы отвечал несвязно. Я вызвала скорую помощь, дедушку отвезли в больницу, и вскоре он там умер. Причиной оказался тромб в легких.

В это время мама с отцом отдыхали в Ялте. Я созвонилась с ними, они срочно выехали в Москву, но, к сожалению, уже не застали деда в живых.

Мы все тяжело переживали эту утрату, особенно, конечно, мама – ведь это был ее отец. Надо сказать, что папа тоже очень любил своего тестя. Ведь мамины родители очень помогли им в начале совместной жизни, вырастили им дочь, да и вообще были всегда рядом, всегда поддерживали. Папа прекрасно относился и к своей теще. Был благодарен ей за то, что в трудные минуты их семейных взаимоотношений она никогда не настраивала маму против него, а всегда старалась их примирить. А с дедушкой моя семья прожила семь лет. И хотя к старости его характер изменился и стал не из легких, мы его очень любили. Да и он любил нас с Юрой и девчонок. Правнучки с удовольствием заходили к нему в комнату. На столе находилось много интересного для них – карандаши, ручки, блокноты, вырезанные из дерева фигурки животных и людей. В его коллекции были статуэтки, изображающие поэтов: Маяковского, Есенина, Некрасова, писателя Горького. Несколько статуэток запечатлели папу в роли Серпилина, одна посвящена его матери Анне Федоровне. Иногда на даче, гуляя по лесу, он подбирал разные корни, веточки. Внимательный глаз художника подсказывал ему, что из них можно сделать. Так появлялись лошадки, обезьянки, змея. Все эти фигурки стояли у него на столе и на книжных полках.

Папа, глядя на его увлечение, все время над ним добродушно посмеивался. Когда отец бывал у нас, дедушка зазывал его к себе, усаживал на диван и читал свои новые стихи. Стихи были немного наивными, но честными и искренними. Конечно, папа понимал, что они далеко не совершенны, но никогда не показывал это тестю. Дедушка Юрий Васильевич Каратаев был последним стриком, ушедшим уз жизни. Наша семья как будто осиротела. Шел 1986-й, и кто знал, что меньше чем через год на нее обрушится еще одно испытание…

Время летело стремительно. Взрослые работали, Маша окончила первый класс, Надюша ходила в ясли. Летом мы уехали на дачу. Я была в отпуске, а муж каждый день после работы приезжал к нам. Театр сатиры уехал на гастроли в Вильнюс и Ригу. Папа совмещал гастроли со съемками фильма режиссера Прошкина «Холодное лето пятьдесят третьего».

Вспоминает народная артистка России, актриса Театра сатиры Нина Николаевна Архипова: «Папанов выглядел на гастролях в Риге очень измотанным и уставшим. Спрашиваю его:

– Толя, почему ты так себя загоняешь? Зачем тебе это надо?

– Нина, ведь меня начали забывать, я уже не снимался несколько лет».

Конечно, как всякий артист, он хотел быть узнаваем. Хотя популярность иногда тяготила его. Сколько раз мама пыталась уговорить его немного разгрузить свой рабочий график, но все было тщетно. Репетиции, концерты, съемки, озвучания, институт.

Но хочу немного остановиться на съемках и на самом фильме «Холодное лето пятьдесят третьего». Режиссер фильма Прошкин вспоминал, что первый съемочный день был сорван. Деревня, в которой снимали, была с трех сторон изолирована водой, и вроде ничего не могло помешать работе, но