Он ее муза, это точно. Хотя имя Дэвид ни разу не встречается ни в одной из ее книг, я знаю, что стихи написаны для него. Человека, к которому мама в них обращается, она называет «моим магнитом», «моей теплой летней ночью» и тем, к кому «летит мое сердце».

Бабушка не говорит ни слова. Только кивает и постукивает пальцами по стопке поэтических сборников с таким видом, будто в них содержатся все тайны вселенной. А может, так оно и есть. Учась в школе, я совершенно не понимала, о чем говорится в том или ином стихотворении. Так с чего я взяла, что сейчас что-то разгляжу в стихах?

Помню одно стихотворение, которое мама читала мне перед сном, между сказками и гэльскими колыбельными. Оно о ветре, приходящем с моря, свежем и солоноватом. О том, как он взбивал волны и взлетал на самый верх скал, пуская стрелы холода в каждого, кто смел встать у него на пути. Не знаю, сама ли мама сочинила его, поскольку не нашла ничего похожего в ее книгах, но оно единственное, которому она меня научила.

Я вспомнила это стихотворение, гуляя по острову. Вот стою на холме, смотрю на море и выкрикиваю строчку за строчкой прямо в ветер. Он полощет подол моего платья, швыряет брызги на мои голые руки и оставляет вкус соли на губах. И я понимаю, о чем говорится в этом стихотворении.

Потому что, сколько бы ни хлестали тебя порывы ветра на холмах, сколько бы ни требовал он заметить его, в тот момент, когда ты спускаешься вниз, он пропадает. О нет, внизу ветер ничуть не слабее: чайкам приходится бороться с ним, травы клонятся до самой земли. Ветер рядом, как и прежде, но спустя какое-то время он исчезает для тебя. Ветер — это данность, константа, ожидаемое. Ты не думаешь о том, что он есть, и вдруг он налетает на тебя, наполняет твой рот, и твои уши, и твою душу, и ты вспоминаешь, что значит дышать. Ты дышал каждый день, но только в тот миг ощутил себя живым.

С того дня как ты вошел в нашу кухню с корзиной капусты, ты оставался рядом. Всегда со мной, как ветер. Но когда я увидела в почтовом ящике твое первое письмо, сердце мое застучало, как никогда раньше. Ты налетел на меня, и я поняла, что влюблена.

Я хочу, чтобы ты был здесь, со мной, и тоже почувствовал ветер. Он — сама поэзия.

Люблю,

Мэйзи.

Лондон, Англия

28 августа 1940 года

Уважаемые сэр, мадам!

Много лет назад в Университете Иллинойса учился молодой человек по имени Дэвид Грэм. Он закончил курс в одна тысяча девятьсот тринадцатом году и получил степень в естествознании. Не знаю, является ли он участником Ассоциации выпускников Университета Иллинойса, но, насколько я понимаю, ваша организация собирает информацию о выпускниках и старается отслеживать их карьеру после окончания университета. Если Вы располагаете какими-либо сведениями о Дэвиде Грэме, пожалуйста, свяжитесь со мной. Я остановилась в гостинице «Лэнгхэм» в Лондоне.

Заранее благодарна,

с уважением,

миссис Элспет Данн.

Где-то между Эдинбургом и Лондоном

22 сентября 1916 года

О Сью!

Как же трудно оказалось сесть на обратный поезд в этот раз. Не то чтобы раньше было легко расставаться, но особенно трудно сейчас — ведь теперь я знаю, что значит быть разлученным с тобой. В прошлый раз, когда мы попрощались и я вошел в вагон поезда, что отвез меня к кораблю для переправы через канал, мои мысли были полны тобой, но в то же время были полны предвкушения и неопределенности. Теперь же я сижу и смотрю на сельскую Англию, проносящуюся за окном, и могу думать только о том, что каждая живая изгородь и зеленое аккуратное поле, которые минует наш поезд, — это еще одна изгородь и еще одно поле, разделяющие нас.

Я собираюсь отправить это письмо еще в Англии, так как здесь могу писать более свободно, не думая о бдительных глазах цензоров. Не смог сказать тебе это при встрече, но понемногу я начинаю уставать от Полевой службы. На последнем посту возле Шато-де-Биймон мы работали без передышки и страшно вымотались, но, по крайней мере, я чувствовал, что принимаю участие в войне — в большей степени, чем на некоторых других постах. В основном же мы или передислоцируемся, или отдыхаем.

Мы слышим снаряды, иногда видим их, когда они падают на дороги, но это максимум, что достается на нашу долю от сражения. Словно переживаем войну из вторых рук, через рассказы раненых. Иногда мне кажется, что мы собрались у кинотеатра и пытаемся сообразить, о чем фильм, по тем фрагментам, которые видим, когда из зала выходит кто-то из зрителей.

В тот раз, когда я взбежал на насыпь, чтобы помочь раненому санитару, прямо на глазах у фрицев, под прицелом их орудий, я ощутил, как по моему телу побежали знакомые токи опасности и восторга. Почувствовал себя по-настоящему живым, будто снова взбирался на стену с мешком белок. Я действительно что-то делал, а не ждал вдалеке, наблюдая, как другие делают это. Знала бы ты, как трудно мне было возвращаться к нашей обычной работе после выписки из госпиталя.

Понимаешь, почему я не смог сказать тебе это лично? Ты обхватила бы меня своими неожиданно сильными руками и не отпустила бы. Нет, я бы не стал горевать, оказавшись пленником у такого захватчика, как ты, но, как я тебе уже говорил, я обязан закончить свой год. Должен совершить хоть что-то в жизни. Если я не выдержу один короткий год, тогда что я вообще могу выдержать? Тебе ведь не нужен мужчина, который ничего не может довести до конца.

Кстати, о будущем. Как здорово, что ты сняла в Эдинбурге квартиру! Только на неделю, но все равно. Ты понимала, как приятно мне там будет пожить. Для парня, который хранит свои вещи в фургоне, увидеть занавески на окнах — это же словно прийти домой.

Я до сих пор испытываю усталость, но уставать от избытка любви мне нравится гораздо больше, чем уставать от избытка работы. Я не хотел тратить на сон ни минуты нашего с тобой времени. Для этого отлично подойдет обратное путешествие на поезде в Лондон.

Несмотря на отсутствие сил, я все же чувствую себя заново родившимся. Чистый, хорошо накормленный, в отстиранной и заштопанной одежде, в новом теплом пальто. Тело и душа удовлетворены. Ты смеялась над моей жадностью, но мне нужно было насытиться «удовлетворением» про запас! Я так долго обходился без этого, что хотел накопить как можно больше воспоминаний впрок, чтобы потом, по мере надобности, доставать их по очереди из памяти и наслаждаться ими вновь и вновь.

Даже тот небольшой инцидент не омрачил моего настроения. Знаю, ты расстроилась, Сью, но ведь ты ничего дурного не сделала. Ему не следовало говорить то, что он сказал, к тому же я уверен, что на самом деле за его словами ничего не стояло. Надеюсь, ты уже оставила все это в прошлом.

Думаю, что на этой ноте я пока закончу писать, чтобы закрыть глаза и посмаковать одно из вышеупомянутых воспоминаний. Как ты полагаешь, с чего мне начать? Может, с того, что было в ванне?