рукой ведь. Он, наверное, оттуда до своего дома, ну, там, где его задержали, целый час добирался в нынешних-то условиях.

— Это в каких это нынешних? — сразу поймал меня за язык Джексон.

Да в таких, хотелось сказать мне, при которых автобусное сообщение иначе, чем издевательством над людьми не назвать. Вместо этого я просто сказал:

— Да в сегодняшних.

Сыщик успокоился, а я спросил:

— Слушай, а у него обыск был?

— А на фига? — удивился Митрофанов. — Он же баклан. А в квартире у этой его сожительницы я был, видел их богатства. Хочется заплакать и свою зарплату отдать.

— Ладно! — не унимался я. — А родители, другие родственники? Он где жил до этой сожительницы? Ведь жил же где-то? Кстати, а нет ли у кого из его окружения дачки в том районе?

Джексон устал от нудного разговора. Хотел рассказать хохму, а вместо этого какой-то сопляк с трёхдневным стажем в уголовном розыске дурацкие вопросы ему задаёт.

— Да не знаю я! Я и вообще про этого баклана до прошлой пятницы ничего не знал. Ну не попадался он мне ни на глаз, ни на слух.

Я не отставал:

— А ты всё-таки наведи справочки. А то давай я сам.

— Вот и наводи. — сердито сказал Митрофанов. Всё игривое настроение его куда-то улетучилось. — Ты тут в розыске ещё птенец желторотый пока и не знаешь, что неписанная функция инспектора розыска — это разгребать завалы, а не нагребать на себя. Это только обэхээсники могут себе такое позволить — к себе грести. Наша задача, повторяю — от себя, и как можно дальше. Ничего, послужишь — поймешь.

Расстались мы совсем не по-дружески.

Глава шестнадцатая

Находка сезона

А вот на следующее утро Джексон прилетел сам. Дверь в мой кабинет чуть не вылетела с треском и долго трепетала между шкафом и могучим плечом старшего лейтенанта.

— Ну, Нострадамус, пляши! — загромыхал незваный гость, совершенно не стесняясь присутствия Титана.

— А что, ты письмо принёс? — демонстративно холодно спросил я, намекая на традиции срочной военной службы. — И при чём здесь Нострадамус?

— Какое письмо? — в свою очередь удивился Митрофанов. — А Нострадамус — это ты, Лёха.

Различив, наконец, весьма равнодушную реакцию на его бурную радость, Джексон сбавил напор:

— Да ты чего, Леха, надулся на меня из-за вчерашнего желторотика? Так ты желторотик и есть, только весьма проницательный. И я в связи с этим ответственно заявляю: извини, друг. Был неправ! Больше никогда, нигде и ни за что! Клянусь!

— Вот это правильно! — подал голос Титан, пока еще не понимавший, в чем дело. — Моего желторотика только я могу желторотиком обозвать. Так в чем сыр-бор-то?

— Сейчас, расскажу, — кивнул Женька. — Вот тока Леха меня простит, так и скажу.

Видеть такое от самого Митрофанова — невероятное дело, и я быстренько сменил гнев на милость. Тем более, что сердился я скорей понарошку.

— Ладно, простил, не томи душу. Выкладывай, что у тебя там.

Упрашивать Джексона было не надо.

— Ты как в воду глядел. Есть у Баранова родители, живут здесь, в Череповце. И дача у них имеется. И дача, — тут он совершил витиеватый манёвр руками, — внимание: на седьмом причале в пяти минутах ходьбы от места, с которого сбежал наш злодей!

К концу фразы сыщик, как заправский конферансье, объявляющий популярного любимца публики, возвысил голос в расчёте на бурные аплодисменты. Они тут же и последовали — от Титана, сопровождаемые словами:

— Ребята, а во что это вы тут играете?

— Титанище, я на днях злодея ловил, который из СИЗО сбежал, — принялся рассказывать Джексон. Потом поправился: — Ну, не из самого СИЗО, а с дач, куда его сизошные сыскари повезли. Типа, признался, что совершил кражу на даче, его повезли, а он ноги сделал. Мишка Петров чуть не ревмя ревит — мол, помоги! Ну, я помог малость, — сообщил сыщик с деланной скромностью, но так, чтобы стало понятно, что ему принадлежала главная роль, — словили мы беглеца.

Джексон совсем кратко пересказал содержание эпопеи гражданина Баранова, сообщившего «куму» из СИЗО о ранее совершенной краже, о проверке показаний с выездом на место и о побеге. Разумеется, Евгений о себе рассказывал скромно, но так, что все понимали, что если бы не он, то коллеги из изолятора никого бы не поймали.

Но моего наставника не так-то просто провести.

— Слушай, а на кой леший ему надо было подрывать, а потом сдаваться?

— Во! — поднял Женька указательный палец вверх. — Вот это-то и есть главное. Твой стажер предположил, что злодей на дачах мог что-то спрятать.

— Или перепрятывал, — вставил я свои шесть копеек.

Митрофанов поднял указующий перст еще выше:

— Вот я и говорю — вырастил ты, Серега, себе на смену не титана, а…

Джексон махнул рукой, проделав неопределенный жест, потом задумался, силясь подобрать подходящий эпитет, но так ничего и не придумал. Я хотел подсказать, что алмаз покрепче титана, но поскромничал.

— Жень, ты давай дальше рассказывай, — предложил донельзя заинтригованный Титан.

— Ага, шаз, — кивнул Митрофанов. Откашлявшись, старший лейтенант продолжил: — Я вчера неправ был, погорячился. А потом прикинул — а с чего бы вообще Баранову этому с дачи сбегать? Знает ведь, что по любому изловят, а там еще и срок дополнительный навесят. Только, чтобы на другую дачу сбегать, что-то там такое перепрятать. Справки навел — а на седьмом причале, вторая линия, у родителей Баранова дачка имеется. Все, как положено — шесть соток, сарайчик. Значится она за номером семь.

— А сам-то Баранов за что в СИЗО угодил? — поинтересовался Титан.

— Так я ж говорил, что за хулиганку, третья часть, — наморщил лоб Евгений. — Или не говорил?

— Ты о том вчера говорил, — напомнил я. Так бывает, когда человек о чем-то рассказывает не в первый раз. Думает, что он уже все изложил собеседнику, но что-то пропускает.

— Угодил он за хулиганку, — протянул Титан. — Часть третья, она тяжелая, но брать на себя еще один срок? Оно, конечно, менее тяжкое поглотится более тяжким, но все-равно.

— Я и прикинул — а не осталось ли на родительской даче чего-то такого, чего бы Баранову не хотелось, чтобы там обнаружили? Кто