по вам скучал!»

Плетемся, как с похмелья, и в небе черно-сизом

Озябший, одинокий, последний лист летит,

И кот облезлый скачет по каменным карнизам,

И ветер, ветер, ветер вдогонку нам свистит…

1997

«Лейте, девки, горючие слезы…»

Лейте, девки, горючие слезы!

Колька — тот, что не хвор и не хил,

Молодой машинист тепловоза,

Нюрку-стрелочницу полюбил.

Нюрка с желтым флажком возле будки

У Колюхи стоит на виду,

И в окно ей цветы, незабудки

Он бросает на полном ходу.

Но однажды во сне, возле двери

Завалившись в опилки башкой,

Изменить ей в циничной манере

Он решил — типа юмор такой.

…Он летит сквозь лиловую дымку

И сигналит, что жизнь удалась,

И с какой-то шалавой в обнимку

Мимо Нюрки проехал, смеясь —

Весь в помаде, с блуждающим взором, —

Он был пьян, как свинья, это факт,

Он в нее запустил помидором —

Не убить, не контузить, а так.

И, в окно с похмелюги икая,

Он ей крикнуть хотел, но не смог:

«Извини, это шутка такая,

Ты — мой нежный, в натуре, цветок!»

Эх, недаром известно в народе:

Будь на стреме, когда ты в пути!

С тем, кто стрелки тебе переводит,

Даже если ты пьян, не шути!

«Ты получишь веселую встречу, —

Нюрка шепчет сквозь слезы во тьму, —

Я такое тебе обеспечу,

Что вовек не забыть никому!»

Месяц мимо, как лошадь, промчался,

Нюрка в будке ревет от тоски,

Вот и Колькин состав показался

У моста, на изгибе реки.

А навстречу кривляется хитро

Товарняк, набирающий ход,

Жидкий хлор, аммиак и селитру

Он в цистернах железных везет.

Сердце скачет у Нюрки, как белка:

«Вот вам, суки, и буря, и шторм!»

И уже переве́дена стрелка

Вопреки установленных норм!

И военный с гранатами катер

(Весь в броне, пять стволов, только тронь!)

Потерял с перепугу фарватер,

И вода превратилась в огонь!

Красным смерчем кипящая пена

Заслонила от глаз небосвод,

Да еще вон с какого-то хрена

За рекой застрочил пулемет!

Да, ребята, любовь — штука злая,

Это я вам скажу без балды,

Все грохочет, горит и пылает,

И в кустах веселятся дрозды!

«Думай мозгом, братишка, кумекай, —

Я опять повторю и опять, —

Если ты полюбил человека,

Ты обязан его уважать!»

Нюрка в будке неделю рыдала —

В смысле то, что Колюхе хана,

Прокурорша ее оправдала,

И народ, вон, ревет с бодуна:

«Это что же, нас всех теперь в реку?»

А она им: «Молчать, вашу мать!

Если ты полюбил человека,

Ты обязан его уважать!»

…В небе спутник скользит по орбите,

Щука жрет червяка под водой.

Отмечать годовщину событий

Нюрка вышла на берег крутой.

Ясный месяц застрял среди ночи

В облаках — ни туды, ни сюды,

И кузнечики, суки, стрекочут,

И в кустах веселятся дрозды…

1999

«Милютинский сад нас всех собирал. Команда была что надо…»

Милютинский сад нас всех собирал. Команда была что надо.

Покровка, Москва, — ну как вас забыть, товарищи той поры?

Ах, как мы тогда, галдя вразнобой, носились вскачь, до упада,

В индейцев играли, в пиратский бой, в Тарзана, в царя горы.

И Вовка, и я, и вся мелюзга — ходили пешком под стол мы,

И яркий, из жести и досок, корабль, как яхта в волшебных снах,

Нас принял на борт. Фонарь — как маяк, сугробы вокруг — как волны.

«Свистать всех наверх!» — И мы уже вдаль летим на всех парусах!

Милютинский сад. Скамейка. Стакан. Володька, дружище, ты ли?

Да кто же еще? Но как-то вот глаз подбит, и губа крива.

Допил и пошел, под нос бормоча: «Привет, будь здоров, приплыли!»

И в такт, и под стук разбитых подошв сухая шуршит листва.

Милютинский сад, Милютинский сад, ах, что с нами стало, братцы?

Да вон тот корабль у стенки, в углу — обломки, опилки, прах.

И где уж там в бой, в атаку идти, за правое дело драться,

Когда ты один, и не с кем лететь вперед на всех парусах?

И старый мой дом встает вдалеке из серой осенней хмари.

Своих никого. Вконец одурев, пропавших ребят зову,

И пальцы дождя по клавишам крыш всю ночь ошалело шпарят,

И ветер, свистя, с озябших осин последнюю рвет листву…

2013

«Мчатся дни мои, скачут, словно черные кошки…»

Мчатся дни мои, скачут, словно черные кошки.

Эх, гулял я когда-то — ни забот, ни хлопот, —

Длинный, тощий, лохматый да в потертой одежке,

Ждал красавицу Ирку у Покровских ворот.

Важный, взрослый теперь я, весь такой разодетый,

А у Ирки и вовсе олигарх — ухажер,

И большой, вроде танка, джип болотного цвета

Возит Ирку на службу за высокий забор.

Я ищу среди ночи свет в знакомом окошке,

Помню трели трамвая, светофоров конвой,

Как же мы целовались на краю, на подножке,

И с улыбкой вдогонку нам свистел постовой!

Эх, увязли, пропали мы в шальной круговерти,

Вот везут мою Ирку сквозь морозную тьму, —

И шофер, и охрана, как болотные черти,

Тонут в серой