сер, вьюга воет протяжно и тонко,

Но залили каток, — вот и музыка, смех, и летящие в небо снежки.

Нам шесть лет на двоих. Я, как ветер, несусь за красавицей Иркой вдогонку,

И трезвонит трамвай, и врезаются в лед двухполозные наши коньки!

Помню елку в огнях. Ах, как ярок их свет, ах, как вьюга меня завертела!

Я лечу кувырком. Я встаю, чуть живой, я от боли оглох, онемел.

Ирка дует на раны мне: дурень, балбес, знают все, что ты сильный и смелый,

Что ты ловок и быстр, но мне надо, пойми, чтобы ты невредим был и цел!

Я для Ирки конфету под елку кладу. Вот и все. Завтра мы переедем

В те края, где ни Ирки, ни Чистых прудов, ни звенящего синего льда.

Меня за руку тянут: прощайся! пора! И закат над бульварами бледен,

И, снежинку слизнув, Ирка в голос ревет: «Он уходит от нас навсегда!»

Я ушел навсегда. Я живу много лет, от ударов и ран сатанея!

Ветер воет, как волк, над родной стороной, злы, как звери, мои земляки.

Ирка, где ты, ау! Как тебе среди них? Вот по свежему снегу во сне я

Вслед бегу за тобой. Ирка, помнишь ли ты двухполозные наши коньки?

2004

Москва, Покровские ворота, 1959, С. Киреев с друзьями

«Время вяжет узлы, вьет веревки из нас…»

Время вяжет узлы, вьет веревки из нас.

Друг, смотри, мы идем нашей старой тропой.

Дождь, как сослепу, спьяну пускается в пляс,

Бьет чечетку за наш упокой.

Первый шаг, первый шрам, первый шепот листвы

Мы с собой унесли. Что теперь, что вокруг?

Лишь кривые канавы да черные рвы,

Да сержантских копыт перестук.

Мы петляем вокруг, мы не можем найти

Путь к родному двору, тут и там — пыль и прах.

Старый дом, старый сад — в тупике, взаперти,

Подворотни, и те — на замках.

Сад стреножен дождем и повязан стократ,

Переулок стеной перекрыт поперек.

На запястьях бульваров — оковы оград,

На сто верст — ни путей, ни дорог.

Тупики, тупики, и попробуй поди

До родных пепелищ дотянуться рукой.

Вот и петлями стали кривые пути.

Вот и близок он, наш упокой.

Влево, вправо шагнешь — ткнешься носом в забор.

Мы вдоль пруда пролезли по лезвию льда,

И последний трамвай нас не принял на борт.

Прогремел, как дурак, в никуда…

1993

«Город мраком холодным объят…»

Город мраком холодным объят

И по горло листвой занесен.

Осень. Время потерь и утрат.

У Сереги молчит телефон.

Дом под дождем перекошен.

Где ты, Серега? Постой!

С кем и куда ты несешь свою ношу,

Кто тебе свой, кто чужой?

«Эй, товарищ, очнись!» — я шепчу.

Мне в ответ на ветру старый клен

Голой веткой стучит по плечу.

У Сереги молчит телефон.

Лютая, жгучая, злая,

Жизнь, как тугая тесьма,

Горло Сереге сжимает.

Новая служба и дружба, я знаю,

Сводят Серегу с ума!

На фонарь, как на пламя свечи,

Я в тумане бреду, как сквозь сон.

Я кружу и петляю в ночи.

У Сереги молчит телефон.

Эх, выпадает дорога

Лучшим из наших ребят —

Муть, глухомань, безнадега!

Эй, отзовись, мы приедем, Серега,

Здесь мы, и ну его к черту, ей-богу,

Время потерь и утрат!

…Свист протяжный в потемках все злей.

Это ветер под крики ворон

Обрывает листву с тополей.

У Сереги молчит телефон…

2003

«Дни бегут разухабистой рысью…»

Дни бегут разухабистой рысью.

Снова осень. Октябрь на излете.

Ветер тронул рябину, и листья

Закружились в безумном фокстроте.

Вот мой двор — возле парка, налево, —

Я с ребятами здесь куролесил, —

Олька, Славка, Серега, ну где вы?

Я без вас глух и нем, и невесел.

Наша Олька, от слез неживая,

В синий сумрак, холодный и хрупкий,

В стужу, в ночь на последнем трамвае

Унеслась, как под парусом в шлюпке.

Я сто лет здесь кружу тихой тенью,

Я своих у причала встречаю,

Как же зол этот ветер осенний!

Как же я по вам, братцы, скучаю!

Дядя Вася, веселый сосед мой,

Коньяку мне в беседке подносит,

В тишине, в полумгле предрассветной

Режет яблоко, речь произносит,

Что от спячки страна отряхнется,

Оживет и пойдет на поправку,

И красавица Олька вернется,

И приедут Серега и Славка!

Я брожу по пустым переулкам,

У площадки курю волейбольной.

Нет ребят, и разносится гулко

Над Покровкою звон колокольный.

Ветер ветви кленовые клонит

И антенны, как мачты, качает,

И трамвай ошалелый трезвонит!

Как же я по вам, братцы, скучаю!

2004

С. Киреев (первый справа), Москва, 1962

«Да видал я вас всех, вашу сборную класса…»

«Да видал я вас всех, вашу сборную класса,

Нас опять разгромили, и счет по игре», —

Капитан, бомбардир, гений скрытого паса,

Генка шайбу гоняет один во дворе.

Он коронным финтом столб фонарный обводит,

Он обижен на всех, кто ему не чета,

Он и горд, и велик, и силен, и свободен.

Ни чужих перед ним, ни