Единственное, что я сообразил сделать, прежде чем нырнуть в круговерть дел, это послать через оговоренный канал весточку Теду Джонсону. Мол, я в Одессе и очень нуждаюсь в деньгах. Не пора ли патент продать и рассчитаться?..»

Санкт-Петербург, Охтинская стрелка, 23 июня 2013 года, воскресенье, около полудня

Когда принесли заказ, Алексей оторвался от чтения. Украинский борщ с пампушками и салом, что ни говори – это вещь! И читать, прихлебывая его, – кощунство.

Поэтому, наслаждаясь борщом, Алексей рассеянно любовался панорамой делового центра. «Кукуруза» «Газпрома», выстроенная в форме гигантского маяка башня «Росатома», «Электрический чайник» «Всероссийских электрических сетей», чуть дальше – выстроенная в форме старинной многоступенчатой ракеты высотка «Роскосмоса». Остальные высотки ему заслоняла расположенная через дорогу штаб-квартира корпорации «Русский космос», где он и трудился. Проект здания заказал прадед Алексея, Михаил Юрьевич Воронцов, основатель первой в мире частной компании, строящей космические корабли. Поэтому неудивительно, что здание напоминало по форме «космический челнок» на вертикальном старте[68].

Впрочем, в этом небоскребе многие квартиры выкуплены сотрудниками «Русского космоса». А что, удобно ведь! До работы пять минут пешком, причем, если погода не радует, можно пройти их под землей. А если надо в Центр, то вот он рядом, Большой Охтинский мост, пересекай Неву, и ты уже неподалеку от Смольного.

Правда, не все решались на такую дорогую покупку, несмотря на высокий размер жалованья и льготный процент по кредиту. Но Алексею ее подарил прадед. Как он тогда сказал: «Это тебе, Лешка, вместо приза за конкурс! Комиссия ни черта не поняла, обошли тебя! Но ты меня, старика, порадовал! Есть кому знамя подхватить!»

Алексей доел борщ и в ожидании второго снова погрузился в чтение.

Одесса, 25 мая (6 июня) 1897 года, воскресенье, середина дня

– Простите, Юрий Анатольевич, но я решительно не понимаю этих цифр и подписывать их не намерен!

Олег Викторович был великолепен в своем гневе. Борода решительно выпячена вперед, глаза сверкают, тон – решительный донельзя.

– Мы же договорились, никаких «Анатольевичей», просто Юрий! – мягко поправил его я.

Тищенко немного сбился, задумался на пару секунд и, перестав сверкать глазами и агрессивно выпячивать бороду, перешел к безличной форме:

– И все же я не понимаю. Горячей воды мы отпускаем столько же, сколько отпускали. Электричества для наших домов отпускается столько же, сколь панировалось. Да еще этот ваш экспериментальный топливный участок электричество берет, и немало. Ваши работники берут и тот мелкий уголь, что Юнгшуллер закупил. Но по вашему расчету все равно получается, что это мы вам должны топливо, и задолженность эта все растет…

По мере того как он говорил, запал Олега все спадал, но тут он вскинулся и снова повысил голос:

– Как это может быть?! А ведь мне предложат этот расчет подписать!

Так, все понятно! Я улыбнулся. Вообще говоря, Олег Викторович с каждым днем нравился мне все больше. И как профессионал, и как человек. Например, именно он подсказал мне заказать нужное оборудование для новой обвязки паровых машин не за границей, а в Николаеве. Нет, в целом логично. Мне ведь не что-то сложное требовалось, а так, пара теплообменников и один бак с теплоизоляцией. В Николаеве могли справиться без вопросов. Только вот хоть Черноморский судостроительный завод в Николаеве открыли еще осенью прошлого года, но паровых машин и оборудования для них он не делал. И не должен был! Для этого рядом строился завод «Наваль». И открыться этот завод должен был только осенью этого года. У кого заказывать-то?

Однако Тищенко оказался прав, а я – нет! Рабочих для завода «Наваль» уже начали потихоньку готовить. Открыли небольшой участок на судостроительном заводе и, чтобы они руку набили, брали заказы на изготовление и ремонт небольших паровых котлов. И от ремонта паровых машин не отказывались. Вообще, я в своем времени, оказывается, просто недооценивал степени развитости паровых машин малой мощности. Их тут использовали для всего. Локомобили, то есть машины с паровым двигателем, паровые жатки, паровые катера, паровые сноповязалки и паровые мельницы… Кажется, не хватало только паровых кофемолок и паровых пылесосов.

Так что заказов на ремонт им хватало, квалификации тоже. Да и несложная, повторюсь, работа. За декаду управились, причем вместе с доставкой, монтажом и пусконаладкой. Да у нас оформление заказа и оплата и то неделю заняли.

Так что времени мы благодаря идее Олега Викторовича сэкономили уйму. Месяца полтора-два, не меньше. Да и по деньгам вышло почти на триста рублей дешевле. Но такие вещи надо просто знать. Угадать их невозможно. И именно поэтому к любому крупному строительству стараются привлекать местных специалистов. Хотя бы в качестве консультантов.

Впрочем, не меньше мне понравилось и то, что Олег не понял (или сделал вид?) моего намека на комиссионные. Как и то, что в отчете для работодателей он отразил истинную сумму затрат, а не запланированную. Чистоплотность в делах была для меня важна ничуть не менее, чем квалификация. Да, я уже присматривался к нему, как к будущему члену моей команды. А как же иначе? В одиночку только книги писать хорошо да философские идеи типа «как бы нам жизнь всего человечества справедливо обустроить» сочинять. А любое более-менее серьезное дело требует участия множества людей. Даже кооперативное кафе открыть на три столика или ателье по пошиву одежды и то в одиночку не осилишь. А мои планы не просто были грандиозны, они еще и непрерывно росли.

В общем, Тищенко нравился мне, и он, как мне казалось, тоже по мере знакомства проникался ко мне все большим уважением и симпатией. И вдруг – такой афронт. С чего бы это? Впрочем, не важно. Сейчас важно ответить на вопрос, объяснить, причем приняв предложенный тон. Не с официальным «вы», но и не с дружеским «ты». Безлично. Тогда, если я сумею своими объяснениями снять напряжение, я смогу понять это по возвращению к «ты».

Ну что ж, я взял в руки карандаш и бумагу и начал объяснять, попутно делая рисунки и записи. Хм… Еще и единицы измерений нужно местные давать, чтобы он не запутался.

– Если мы сожжем в наших котлах пуд хорошего угля, выделится около девяносто шести миллионов калорий[69]. Примерно четверть из них уйдет в потери – с излучением, с отходящими дымовыми газами, со шлаком и золой. То есть в пар мы переведем только семьдесят два миллиона калорий, верно?

Тищенко согласно кивнул. Пока что мы не выбрались за пределы его уверенных знаний, отлично! И я продолжил:

– Если мы пустим этот пар на снабжение горячей водой, то в тепловую сеть с пуда угля так и отпустим указанное количество. А вот если мы захотим произвести электроэнергию, то этот пар, содержащий семьдесят два миллиона калорий, мы пустим в паровую машину. Примерно восемнадцать миллионов калорий мы потеряем от трения деталей в самой машине, еще парочку – в генераторе, а около двенадцати превратится в электричество. Куда же денутся остальные сорок? – И я испытующе посмотрел на собеседника.