– Мне так жаль.

Она молча качает головой, как дурачок на ярмарке.

– Нет, – говорит она. – Нет.

– Он умер, – очень тихо произношу я. – Умер в колыбели, во сне. Всего минуту назад. Мне так жаль.

Королева бледнеет и валится назад, я вскрикиваю, предупреждая всех, и одна из дам, Бесси Блаунт, ловит королеву, когда та теряет сознание. Мы поднимаем ее и укладываем на кровать, повитуха приходит, капает на ткань горькое масло и прижимает лоскут к носу и рту королевы. Та кашляет, открывает глаза, видит мое лицо и говорит:

– Скажите, что это неправда. Что это был страшный сон.

– Это правда, – произношу я, чувствуя, что лицо у меня мокрое от слез. – Это правда. Мне так жаль. Младенец умер.

По другую сторону кровати я замечаю Бесси: на ее лице ужас, словно худшие ее страхи оправдались. Она опускается на колени и склоняет голову в молитве.

Королева остается в своей великолепной монаршей кровати многие дни. Она должна была бы, одетая во все лучшее, возлежать на золотых подушках, принимая дары от крестных и иностранных послов. Но никто не приходит, да она бы никого и не приняла. Она прячет лицо в подушку и лежит молча.

Я единственная, кто может подойти к ней, взять ее за холодную руку и назвать по имени.

– Катерина, – тихо произношу я, словно я ее подруга, а не подданная. – Катерина.

На мгновение мне кажется, что она так и не заговорит, но она слегка шевелится и смотрит на меня через плечо. Лицо ее искажено от боли, она выглядит на много лет старше своих двадцати восьми, она похожа на упавшую статую печали.

– Что?

Я молюсь, чтобы найти слова ободрения, призвать к христианскому терпению, напомнить, что она должна быть смелой, как ее мать, что она королева и у нее есть предназначение. Я думаю, что могла бы помолиться с ней или поплакать. Но ее лицо холодно, как белый каррарский мрамор, и она ждет, чтобы я что-то сказала, пока она лежит, свернувшись, обняв свою скорбь.

В тишине я понимаю, что нет слов, чтобы ее утешить. Нельзя сказать ничего, от чего ей стало бы легче. Но все же мне нужно кое-что ей сказать.

– Вы должны встать, – вот и все, что я говорю. – Вы не можете так и лежать тут. Вам нужно встать.

Все в раздумьях, но никто не произносит ни слова. Или, скорее, все в раздумьях, но пока никто не произносит ни слова. Катерина принимает причастие и возвращается ко двору, Генрих приветствует ее с новой для себя холодностью. Он рос шумным мальчиком, но Катерина учит его печали. Он был мальчиком, уверенным в своем везении, в том, что будет удачлив, а Катерина учит его сомнению. Что мальчиком, что мужчиной он старался быть лучшим во всем, что делает, он наслаждался своей силой, талантами и красотой. Для него невыносимы его собственные неудачи или неудачи тех, кто его окружает. Но теперь она его разочаровала, он разочарован из-за ее мертвых сыновей, он даже в Боге разочаровался.

Гринвичский дворец, Лондон, Рождество 1514 года

Бесси Блаунт повсюду ходит с королем, они разве что за руки не держатся, словно они – молодой муж и прелестная жена. Рождественские праздники проходят при молчаливой королеве, которая царит над всем, как одна из фигур, что придворные радостно лепят в саду из щедро нападавшего снега. Она безупречная королева, такая изысканная, но холодна как лед. Генрих беседует с друзьями, сидящими от него по левую руку за столом, часто сходит с помоста и прохаживается по залу со свойственной ему дружелюбной веселостью, разговаривая то с одним, то с другим, оделяя всех королевской милостью. Его встречают за каждым столом смехом и шутками. Он похож на самого красивого актера в маске, он вызывает восхищение всюду, куда бы ни пошел, играет роль красавца, которого все обожают.

Катерина неподвижно сидит на троне, почти не ест, на лице у нее пустая улыбка, не зажигающая запавшие глаза. После обеда они сидят бок о бок на тронах, наблюдая за развлечениями, а Бесси стоит рядом с королем, склоняется, когда он шепчет ей на ухо, смеется всему, что он скажет, заливистым девичьим смехом, бессмысленным, как птичье пение.

Двор ставит рождественское представление, Бесси изображает савоярку в голубом платье и маске. В танце ее и ее подруг спасают четыре храбрых рыцаря под масками, и потом все они танцуют вместе, высокий рыжеволосый мужчина в маске ведет в танце чудесно изящную молодую женщину. Королева благодарит их за чудесное развлечение, улыбается и раздает подарки, словно ничто не могло доставить ей больше удовольствия, чем наблюдение за тем, как ее муж танцует с любовницей к радости пьяного двора.

Гринвичский дворец, Лондон, весна 1515 года

Мой сын Артур и юная принцесса Мария недолго остаются во Франции. Всего два месяца спустя после свадьбы самой прекрасной принцессы христианского мира с самым старым королем король Людовик умирает и принцесса Мария становится вдовствующей королевой Франции. Англичанам, сопровождавшим ее, приходится пробыть во Франции, пока не станет ясно, что она не носит дитя – сплетники радостно рассказывают, что она не может быть беременна, поскольку попытка убила старого короля. А потом всем приходится подождать еще немного, поскольку маленькая мадам вышла за Чарльза Брэндона, которого король послал привезти ее домой, и им надо молить короля о прощении, прежде чем они смогут вернуться.

Она всегда была своевольным ребенком, страстная и упрямая, как и брат. Услышав, что она вышла замуж по любви, против воли короля, я улыбаюсь и вспоминаю ее мать, мою кузину Елизавету, которая тоже влюбилась и поклялась, что выйдет замуж по своему выбору, о ее матери, которая тайно вступила в брак по любви, и о матери ее матери, которая была герцогиней королевской крови и вышла замуж за оруженосца своего покойного мужа, что вызвало скандал. Много поколений женщин в роду принцессы Марии считали, что могут жить в свое удовольствие.

Эта парочка перехитрила Генриха, или, что вероятнее, двоих мужчин перехитрила эта молодая женщина. Генрих знал, что она по уши влюблена в Чарльза Брэндона, поэтому заставил друга пообещать, что тот сопроводит ее домой как вдову и не посмеет заговаривать с ней о любви, но едва Чарльз прибыл из Англии, она зарыдала и поклялась, что выйдет за него или уйдет в монастырь. В промежутке между бурными слезами и приступами дурного настроения она его попросту соблазнила и заставила на себе жениться.

Брата она тоже обставила, он не может ее винить за то, что она требует, чтобы он держал слово. Когда он настоял на браке с французом, она согласилась, при условии, что выйдет первым браком за того, кого выбрал брат, но второго мужа сможет выбрать сама – и теперь она это сделала. Генрих на нее зол, и зол на дорогого друга Чарльза, и многие говорят, что Брэндон виновен в измене, поскольку без разрешения женился на принцессе.

– Ему нужно отрубить голову, – напрямик говорит старый Томас Говард. – Люди куда лучше его, намного лучше, шли на плаху за куда меньшее. Это ведь измена, не так ли?

– Не думаю, что этот король склонен казнить, – отвечаю я. – И слава Богу, что нет.