– Понимаю вас, – вздохнул Воловцов. – А знаете что? Вы валите все на меня. Дескать, это я, судебный следователь Воловцов, принудил вас сказать ложь под угрозой привлечения к ответственности за отказ содействовать следствию. И вам просто ничего не оставалось делать, как исполнить то, о чем я вас просил… Нет, что я просто принудил вас сделать это…

– Но и это будет неправда, – робко возразил профессор.

– Господин Прибытков, это-то как раз и будет самой настоящей правдой. То, о чем я вас прошу, вы обязаны сделать. – Здесь Воловцов произвел небольшую паузу, подчеркивая значение слова «обязаны», и добавил: – Если, конечно, подчиняетесь законам Российской империи и соблюдаете их искренне и добровольно. И принуждение с моей стороны, как видите, вполне тогда имеет место…

– Хорошо. – Профессор принял требуемое от него решение и, очевидно, уже прокручивал в голове фразы, какие будет произносить Алоизию Каре и доктору Бородулину. – А когда я должен это сделать?

– Сегодня. Сей же час, как только я покину ваш дом. Я могу надеяться на вас? – с доверием посмотрел на Прибыткова Воловцов.

– Вне всякого сомнения, – твердо ответил профессор.

Мужской, а потому нерушимый договор был скреплен крепким рукопожатием, после чего Иван Федорович откланялся и покинул квартиру Прибыткова. Ему еще надлежало до темноты повидаться с начальником московского сыска Лебедевым. И тоже кое о чем с ним договориться…

Лебедев оказался на рабочем месте и принял Воловцова в своем небольшом аскетически обставленном кабинете.

– Ты думаешь, выгорит? – Он был задумчив, хотя предложение следователя его крайне заинтересовало и в нем пробудился азарт ищейки. – Думаешь, Кара клюнет?

– А у него просто нет иного выхода, – ответил Иван Федорович. – Завтра утром Ядвига озвучит имя убийцы – и его женитьбе, одинаково как будущей денежной службе и вообще всем его планам, да и ему самому придет конец! Он потеряет все! Поэтому попытается совершить убийство именно сегодня ночью.

– И у него поднимется на это рука? – с горечью спросил начальник сыскного отделения Воловцова, как-то быстро ставшего его приятелем.

Впрочем, в том, что они симпатизировали друг другу, почти мгновенно сблизились и перешли на вторые сутки знакомства на «ты», как короткие приятели и даже друзья, не было ничего удивительного. Они были похожи, не внешне, разумеется, а своим мировоззрением, отношением к службе, не растерянными в жизненных и служебных перипетиях понятиями о порядочности, совести, честности и чести. Скорее всего, они имели одни и те же привычки и сходились в пристрастиях и вкусах. Ибо симпатия из ничего не возникает. Ей обязательно нужна «похожесть». Но не та яркая, что мгновенно бросается в глаза всякому, а внутренняя, молчаливая и сдержанная, которую можно только чувствовать, но не лицезреть. Вы только встретились взглядом, не сказали еще друг другу значащих слов, а ниточка приязни между вами уже завязалась…

– Ну, поднялась же у него рука один раз, – не сразу ответил Иван Федорович. – И на нее поднялась, и на родную мать, и на сестру старшую. Поднимется и во второй раз…

– Тоже верно, – с уважением посмотрел на судебного следователя Лебедев. – Загнал ты его все же в угол, Иван Федорович. Вот у меня этого сделать не получилось…

– Тебе просто не хватило времени, – вполне искренне заметил Воловцов. – Ты тоже его дожал бы.

– Да и у тебя времени в обрез, – озабоченно произнес Лебедев. (Иван Федорович рассказал ему о том, что прокурор Завадский дал ему на ведение следствия всего неделю, поэтому главный московский сыщик был в курсе главной проблемы Воловцова.) – А ну, как он сегодня не придет? Что делать будешь?

– Значит, я буду караулить его и завтра ночью, – последовал ответ.

– И послезавтра? – посмотрел на Воловцова Лебедев.

– Ну, если не придет ни сегодня, ни завтра, то буду караулить и послезавтра, – кивнул судебный следователь. – Буду ждать столько, сколько нужно. Но у него, повторяю, ситуация безвыходная. Завтра, по легенде, которую как раз сейчас, – Иван Федорович глянул на наручные часы, – рассказывает Каре профессор Прибытков, Ядвига назовет имя убийцы. Его, Александра, имя. Это значит, у него просто нет больше времени. Никаких завтра или послезавтра. Только сегодня! Иначе будет поздно. Поэтому, я уверен, сегодня ночью он предпримет попытку ее убить. А тут мы с тобой… И мы его возьме-о-ом. Непременно возьмем…

– Что ж, тогда едем? – поднялся с кресла главный московский сыскарь. – Надо еще успеть подготовится…

– Едем, – также поднялся с кресла Иван Федорович. – Давненько я не бывал в секрете…

– А вот это точно, – усмехнулся Лебедев. – Теперь говорят не «в секрете», а «в засаде». Секреты ныне только у дамочек…

Когда Воловцов и Лебедев садились в коляску, уже начинали спускаться сумерки. В сентябре, как известно, темнеет быстро…

Иван Воловцов был прав. Пока он разговаривал с Лебедевым, профессор Прибытков уже поделился «радостной вестью» с доктором Бородулиным, который новость эту касательно «выздоровления» Ядвиги Кара принял вначале с некоторым недоверием и назадавал профессору кучу специфических медицинских вопросов, на которые Прибытков с трудом, но ответил. Бородулин, судя по всему, поверил в «выздоровление» Елички, но пребывал в состоянии крайнего изумления, поскольку именно он, как никто другой, более всего знал об увечьях, нанесенных бедной Ядвиге, поскольку первый осматривал ее и оказывал помощь непосредственно сразу после совершения преступления. И потом, как не поверить профессору Прибыткову, светиле российской медицинской науки, авторитет которого в своей сфере был безукоризненным и не подвергался даже малейшему сомнению!

Поэтому доктор Бородулин, когда ушел профессор, предался рассуждениям о бренности бытия, откуда как-то незаметно переключился на несовершенство отношений между мужчиной и женщиной, в частности, на отношения с обожаемой супругой Елизаветой Викторовной, а Прибытков направил свои стопы в квартиру Кары. И в тот самый момент, когда судебный следователь по наиважнейшим делам господин коллежский советник Иван Федорович Воловцов разговаривал с начальником московского отделения сыскной полиции Владимиром Ивановичем Лебедевым, профессор Прибытков и правда находился в квартире Алоизия Осиповича Кары. Сам хозяин сидел в кресле, поставив локти на стол и подперев голову, а вот Александр нервически расхаживал из угла в угол, время от времени задавая профессору Прибыткову различные вопросы.

– Изменения, произошедшие с вашей дочерью в последнюю неделю, позволяют с большой долей вероятности сделать вывод, что оздоровительные процессы в организме входят в свою заключительную стадию полного восстановления центральной нервной системы и мозга. А значит, и всего опорно-двигательного аппарата, который находится в полном подчинении от мозга и посылаемых им импульсов. – Профессор, кажется, специально построил фразу так, чтобы она была не очень конкретной, ведь врать, причем жестоко и нагло, как того требовали обстоятельства, он не умел. – Конечно, мы будем наблюдать Еличку и дальше, пока жизнедеятельность ее организма полностью не восстановится, но уже сегодня с полной уверенностью можно сказать, что ваша дочь, уважаемый Алоизий Осипович…