– Но дезинформировать Кара относительно выздоровления его сестры была ведь ваша идея? – с некоторым любопытством посмотрел на Воловцова Владимир Александрович.

– Моя, – не стал излишне скромничать Иван Федорович.

– Признаюсь, это была очень дерзкая идея, – заметил Завадский. – И в случае, если бы она не сработала, вас могли бы ожидать неприятности. Но, как известно, победителей не судят.

Воловцов промолчал…

– Кстати, мне сообщили, что Кара дал сегодня утром признательные показания… – сказал прокурор и, несколько смягчившись, добавил: – Так что вы оказались совершенно правы, Иван Федорович…

– В теперешнем его положении ему более ничего не остается, как разыгрывать раскаяние, – произнес Воловцов, – и свалить все на любовную страсть к этой Клавдии Смирновой. Мол, эти чувства овладели им настолько, что он совершенно не понимал, что делает, и не отдавал отчета своим поступкам…

– Так и есть, вы как в воду смотрите. Но это не спасет его от справедливого возмездия, уверяю вас, – проговорил главный прокурор.

– Хотелось бы верить, – молвил Иван Федорович и вопросительно посмотрел на Завадского.

– Что ж, отдыхайте. Вы это вполне заслужили. – Владимир Александрович поднялся, давая понять, что аудиенция закончена. – Кстати, – добавил он, когда Воловцов уже намеревался покинуть кабинет, – я намерен поручить вам новое дело, на мой взгляд, не менее запутанное, чем дело Кара, с которым вы блестяще справились. Вы сможете получить его завтра утром в канцелярии…

Когда Воловцов покинул здание судебной палаты, вечер уже полностью вступил в свои права. Он был теплым, тихим и каким-то бархатным, навевающим состояние раздумчивого умиротворения. А потом вдруг резко потемнело, и где-то за Воробьевыми горами загрохотал гром. Почти тотчас стал накрапывать дождь – мелкий, грозивший затянуться надолго.

Впрочем, ничего удивительного, ведь осень – сезон дождей…