— Ты хотел меня обидеть? — смотрю ему в глаза расстроенно.

— Нет, — опускает взгляд, — не хотел.

— Но обидел.

— Чем? — дёргает бровью с улыбкой.

— Если бы какой-то парень предложил твоей маме «мороженое полизать»?

Возмущенный ропот вокруг.

— Ну Вы же не мама! — закатывает глаза.

— Для вас — «мама»! Я к вам так отношусь. И мне неприятно.

— Особенно к Тарханову, — сзади.

Господи…

Уровень агрессии подпрыгивает скачком, заливая меня тестостероном. Не касаясь даже, они сдавливают своей энергетикой меня так, что перехватывает дыхание.

Мои губы обиженно вздрагивают от беспомощности. На глаза наворачиваются слëзы.

— Стоп! — примиряюще поднимает руки Миша. — Я был не прав. Извините, Алёна Максимовна. Пацаны… Без обид.

Тянет руку Яшину. Ваня пожимает.

Меня отпускает, колени подкашиваются.

— Спасибо… — бормочу я, сбегая от них.

— А что здесь происходит? — подходит Нина Михайловна.

Вовремя, как всегда!

— Ничего, — пожимаю плечами.

Парни расходятся.

— А Алёна Максимовна у нас как обычно в самом центре «ничего»? — недовольно.

— Это мои подопечные, где я ещё должна быть? — раздражённо выплескиваю я эмоции.

Не дожидаясь ответной реплики, прохожу мимо.

И вроде бы всё закончилось хорошо, но внутри меня всё дрожит от обиды и хочется плакать.

Не из-за слов Миши, а этого выкрика в спину, который самбисты не прокомментировали. Но по мне он ударил ещё сильнее, чем Мишины скабрезности. Потому что ударил в больное место.

Поспешно иду к себе в комнату, потому что чувствую — сейчас разревусь.

И успеваю только залететь внутрь, как напряжение последних дней выплескивается небольшой истерикой. Обняв подушку, тихо рыдаю.

Господи, только бы не зашёл никто!!!

Ложусь на кровать, отворачиваясь к стене.

Слышу сначала шаги, потом залетает Марат.

— Алëн?!

Сжимаюсь, боясь дышать. Тарханов, не Ваня. И что-то мне подсказывает, рук жать не будет, если увидит меня рыдающей.

Делаю глубокий долгий вдох.

— Я посплю, ладно?.. — не дыша шепчу я.

— Всë хорошо? — настороженно.

— Мхм…

— Ладно.

Чувствую, что смотрит. Выходит наконец-то. С облегчением, рвано выдыхаю.

«Я люблю тебя!» — приходит от него смска.

Котёнок мой…

Но малодушно ничего не пишу в ответ. Это очень больно — не писать ему в ответ признаний. Но мне страшно писать, и смести этим последнюю дистанцию. Слишком всë вокруг остро!

Выключает практически мгновенно.

Сквозь сон слышу голоса на улице. Окно открыто.

— Отбой! — голос Марата, он будит окончательно.

Сонно поднимаюсь.

Ну и чего я ревела?

Просто внутри меня давно живёт истерика. С тех самых пор, как выхватила всю эту жесть от Рустама. Я тогда её не прожила. И теперь она живёт как зверь в клетке. Я её не выпускаю и сейчас. Но иногда она прорывается ненадолго.

Беру полотенце, иду в душ.

— Алёна Максимовна! — затаскивает меня Люба за локоть к себе.

— А?

— Вы совсем обалдели? — показывает на кровать, держа в руках покрывало.

Там — дар от Тарханова! Убейте меня. Всё в презервативах!

— О, боги! — закрываю ладонями лицо.

Я забыла совсем про них!

— Это покушение, я считаю! — хихикает Люба. — Ты хочешь, чтобы я от зависти умерла? Или это патроны для расстрела самолюбия Рустама Давидовича? Тогда почему в моей кровати??

— Люба! — страдальчески вздыхаю я. — Давай их выкинем просто.

— Да сейчас же! Столько добра… Ты в душ шла? Иди, — выпроваживает меня за дверь.

В душевой поднимаю горящее лицо под прохладные струи воды.

Ну что за день такой, а? Скорей бы закончился…

Засунув чешущиеся кулаки в карманы шорт, смотрю в окно.

— Миха, извинился… Держи себя в руках, — убеждает меня Яша.

— Мхм…

Если я с ним сцеплюсь, Алёна опять скажет, что я пацан. И не контролирую эмоции.

А я контролирую.

— Ну, ладно тебе, Мар, и мы в таком духе шутили с Максимовной. Не надо устраивать войну после того, как они дали заднюю и извинились.

— Я и не собираюсь.

— Ну и славно, — выдыхают пацаны.

— Но я поговорю…

— Не надо! — хором и наперебой. — Тогда все будут не догадываться, а точно знать, что вы с Аленой замутили.

— Нда. А так, я как лох должен молчать, когда к моей девушке пошло подкатывают?

— Ну, разрулили без тебя!

— Вот именно — без меня.

— Давай так: пока — замяли. Будет ещё один заход, тогда уже наедешь? — предлагает Яшин.

Это очень нелегко для меня. Нет, я не собираюсь лезть в бутылку и устраивать драки. Но не заступиться, не показать, что я дам ответку на грубость в еë сторону…

Выхожу из комнаты, мне там тесно от огня бушующего в теле. В холле у кулера несколько дзюдоистов с Мишей.

Мы застываем с ним глаза в глаза.

На мгновение слепну от того, как подскакивает давление.

Сверлим друг друга взглядами. Допив воду, сминается стаканчик, бросает в урну.

— Ну, окей, пойдём, — кивает мне на дверь.

Иду за ним на улицу. Сердце ускоряется.

— Пацаны, тормозите! — в разнобой доносится от дзюдоистов в спину. — Ну разрулили же!

Идем с ним рядом по беговой дорожке.

Дзюдоисты следят за нами с крыльца. Наши тоже высыпают всей толпой.

И попробуй тут сохранить что-то в тайне! Все всë мгновенно просекают.

— Если я зашёл на твою территорию, Тарханов, скажи открыто — моя девушка, мы вместе. Я тебя уважаю. Лезть между вами не буду. Если не твоя… Тогда какие вопросы? За грубость я извинился.

Ну вот он момент истины. А я говорил Алёне, что я так не смогу!

Как я должен выворачиваться??

— Не зависимо от того, моя она или не моя, — аккуратно выбираю слова. — Алёна член нашей команды. И девушка. И если ей неприятно от чьих-то подкатов, то мы будем рвать тех, кто еë оскорбляет.