большинством высказался за никейскую веру и осудил главных вожаков арианства. Это не заставило, однако, Констанция отказаться от своих предначертаний. Напротив, он сделал шаг еще дальше. В Никее во Фракии в вышеуказанном нами символе слово «во всем» было вычеркнуто, и новая формула, учившая только о голом подобии по Писанию, путем насилия, угроз и обмана была после долгого сопротивления вынуждена у ослабевших ариминских отцов. Большинство подписало ее без дальнейших замечаний. Некоторые для успокоения своей совести в дополнении провозгласили свою анафему Арию и его учению с пояснением, что Сын подобен Отцу и безначален и никоим образом не тварь, как прочие твари.

Также и Восток должен был присоединиться к формуле. Вследствие раскола между членами Селевкийский собор не дал никаких результатов. Но послы, отправленные собором к императору, были вынуждены силой к принятию никейского символа. После того как символ этот был утвержден Константинопольским собором 360 г., было предписано всем епископам под угрозой ссылки его подписать. Только некоторые епископы отказались от этого и в их числе папа Либерий. Иероним имел право сказать «Ingemuit totus orbis et Arianum se esse miratus est». Константинопольский собор был руководим Акакием и его приверженцами, которые в Селевкии в виду осуждения неподобия отделились от аномеев. Вследствие этого они высказались здесь за низложение как глав полуарианства, так и Аеция.

Триумф продолжался, однако, недолго. Как только через год скончался Констанций, на Западе повсеместно воскресла никейская вера. На Востоке строгое арианство нашло себе опору в императоре Валенте (364–378 гг.), тогда как православные и полуариане жестоко преследовались. Когда последние на Лампсаксом соборе в Геллеспонте (364 г.) отвергли Константинопольский собор, то они подверглись ссылке и судьбе было угодно, конечно только под давлением этого гонения, принудить некоторых из них (59) к принятию единосущия и к унии с папой Либерием (366 г.) После смерти императора Валента также и на Востоке никейская вера быстро восторжествовала. С кончиной Афанасия (373 г.) ее важнейшими представителями явились три каппадокийца: Василий Великий Кесарийский, Григорий Назианзин и Григорий Нисский, а ее могущественным покровителем — Феодосий Великий, преемник Валента. Вскоре после восшествия на престол он потребовал принятия ее всеми подданными его царства и передачи православным всех Константинопольских церквей (380 г.). Для утверждения веры в 381 г. в Константинополе был созван общий всего Востока собор, Второй Вселенский, причем одновременно с сим арианам было воспрещено отправление богослужения также и в других городах империи. Конечно, вместе с этим лжеучение не было вполне еще устранено. Напротив, как мы уже говорили, оно охватило тогда все германские племена. Но после того как могущество его было сломлено в Римской империи, оно повсеместно само собой приближалось к своему концу.

§ 49. Пневматомахический спор и Второй Вселенский собор 381 года

Если Сына Арий признавал за создание Отца и создателя всего прочего, то Святого Духа он должен был считать за создание Сына. Последовательность этого выступала сама собой, и если вначале она не встретила отпора, то только потому, что весь теологический интерес сосредоточился на Сыне. Перемена последовала около половины IV в. В то время, когда не только аномеи, но также и полуариане, сначала помещавшие Сына в ряду созданий, а затем признавшие за Ним подобносущие с Отцом, держались того учения, что Святой Дух есть только один из служебных духов и только по степени отличается от ангелов, Афанасий в своих посланиях к Серапиону (358 г.) открыто провозгласил божественность Святого Духа. Согласно с этим Александрийский собор 362 г. признал за третьим Лицом Святой Троицы ту же сущность и божество, как и у двух первых. Главными представителями противоположного учения были тогда епископы Македоний Константинопольский († 362 г.) и позднее Марафоний Никомидийский. От них пневматомахи стали называться также македонианами и марафонианами.

Вскоре после этого и другие соборы (Александрийский 363 г., Римский 374 г., Иллирийский 375 г., Иконийский и Каппадокийский около 376 г.) высказались против этого лжеучения. Наиболее авторитетное постановление последовало, однако, на Константинопольском соборе 381 г. Собравшиеся здесь в числе 150 отцы с некоторыми модификациями приняли крещальный символ, приведенный около 374 г. Епифанием в его «Якоре». Повторяя никейский символ дословно в первой своей части и с некоторыми, впрочем весьма незначительными, изменениями во второй, символ этот в третьей своей части вопреки теории пневматомахов провозглашал Святого Духа «Господом животворящим, иже от Отца исходящим (Ин. 15, 26), иже со Отцем и Сыном споклоняема и славима древними пророки». Когда этот самый собор попал в число Вселенских, то исповедание это, под именем никео-цареградского символа, было признано за общеобязательное на Востоке собором Халкидонским 451 г., а на Западе — столетием позднее.

Учением о том, что Святой Дух исходит от Отца, была отброшена арианская теория, но тринитарное взаимоотношение Святого Духа не было еще окончательно определено. Было еще вопросом, в каких отношениях стоит Святой Дух к Сыну. Вопрос этот на Востоке и на Западе скорее по форме, чем по существу получил различное разрешение. Греческая церковь учила об исхождении Его от Отца через Сына, тогда как латинская об исхождении Его от Отца и Сына. В Испании «Flioque» вскоре было включено в символ или, вернее, в составленное Пастром Панентийским около 450 г. исповедание, а уже отсюда официально (ср. § 50, 8) через посредство Толедского собора 589 г. попало в никео-цареградский символ. Здесь нужно упомянуть о включении в символ прибавки «Quicunque». Начиная с VII в. вставка эта повсеместно стала приписываться Афанасию и отсюда получила наименование «Symbolum Athanasianum». Нет сомнения, что она исходит не от Афанасия. Напротив, по новейшим исследованиям она сделана в первой половине V в. в Галлии или Испании, и по-видимому, в борьбе против присциллианства.

Константинопольский символ в той части, где говорится о Сыне, в общем, но не в частностях, совпадает с никейским. Изменение это объясняется постепенным введением этого символа в употребление в качестве крещального символа. Так, отрывок никейского символа: «Сына Божия, иже от Отца единородно рожденнаго, иже от Отца рожденнаго прежде всех веков». Епифаний приводит этот крещальный символ в своем «Ancoratus» с. 118 перед датой сочинения. Это, однако, нисколько не служит доказательством позднейшей его вставки, именно после собора 381 г., как желают это доказать Францелин (Tract. de Deo trino p. 556) и Юнгман (II, 14), хотя, с другой стороны, едва ли можно согласиться с гипотезой Горта (Two Dissertations 1876) и Гарнака (DG. II, 266 ff.), ныне разделяемой Каттенбушем (Verg. Konfessions-kunde I [1892]. S. 252–63), будто собор, от которого символ получил наименование, не знал и не утверждал его, а, напротив, символ был приписан ему только по недоразумению. О догадке Винцензиса, что константинопольский символ есть не