— Привет, — присаживаясь рядом с ним, сказал Фостер.

— Что за брюнетка, с которой ты так мило беседовал? — без всяких приветствий и даже с неким укором спрашивал Стюарт.

— А, я просто ей помог избавиться от двух мужиков, которые к ней приставали, а она меня просто поблагодарила, — оправдывался Фостер.

Он чувствовал ревность со стороны Кристофера, что немного ему льстило, ведь это означало, что он не безразличен Стюарту. Нэйтен улыбнулся, слегка опираясь на стол и подвигая к себе меню, чтобы заказать что-нибудь. Определившись с выбором, он позвал официанта, чтобы сделать заказ.

— Капучино, пожалуйста, — отдавая меню, сказал Нэйтен, после чего повернулся к Кристоферу, чтобы завести разговор.

Но тот словно прочел его мысли и решил сам завести разговор.

— Ты хочешь мне что-то сказать, — вскинув одну бровь, утверждал Стюарт.

— Эм, да. Я говорил с Эбби… Я… Я все ей рассказал, ну… про то, что мне нравятся парни, — в горле слишком пересохло, поэтому он сделал глоток только что приготовленного капучино, после чего продолжил: — Эм. Она поняла все, она сказала, что поддержит меня, так что… Я думаю, мы можем больше не скрываться. Ведь неважно, что думают остальные, ведь так?

Нэйтен ждал ответа от Стюарта, который его слушал, но так и не решался ответить. Честно говоря, это начало пугать его, но он решил не подавать виду, попусту рассматривал стены бара, окрашенные в бордовый цвет, различные вывески на улице, людей, которые суетились из-за матча, который только что закончился.

Но Нэйтен не мог смотреть на него, в его холодные глаза, на каменное лицо, ошарашенный вид, потому что ему было страшно. Страшно от того, что все может закончиться в один момент, так и не начавшись. От того, что Кристофер никак не отреагировал на его слова, где Фостер упомянул, что они могут больше не скрываться, что Эбби за них.

Через минуту Стюарт выпрямил спину, сделал пару глотков почти остывшего кофе, облокотился на стол и посмотрел в глаза напротив.

— Нэйт, понимаешь, я… — он прочистил горло, — не хочу быть с новичками. Просто ты еще не опытен. Я не хочу слез, ссор, страданий. Я уверен, ты найдешь себе парня, с которым ты будешь счастлив, а я тебе буду помогать… Ведь мы же друзья, верно?

Кристофер говорил это так просто, без всяких колебаний, что, казалось, внутри у него ничего не перевернулось, сердце даже не пропустило удар, как будто оно было ледяное, замороженное Снежной Королевой. Он сидел и спокойно допивал кофе, в то время как в Нэйтене бушевали эмоции.

Боль. Неимоверная боль пронзала изнутри. Сердце так сжималось, что, казалось, сейчас разорвется на тысячи кусочков, а Кристофер даже не поднимет их и не попытается собрать, ведь только сейчас Фостер понял, насколько холоден этот человек.

От обиды комок подкатился к горлу, а горячие слезы готовы были стекать по его щекам. Он ничего не мог ответить, ведь открой он рот, голос начнет дрожать, выдавая его, слезы уже не остановятся и будут катиться вниз, образуя целый океан около его ног.

Нэйтен лишь кивнул на его слова и резко встал, бросив десятидолларовую купюру на стол и направляясь к выходу. Сейчас ему хотелось побыть одному, все осмыслить, ведь все так неожиданно свалилось на его голову, все мысли были спутаны.

Идя по улице, Фостер жадно глотал холодный осенний воздух, не сдерживая своих слез, которые предательски катились по его щекам.

Он надеялся, искренне верил, что после разговора с Эбби у них все будет хорошо, но одно лишь слово, сказанное Кристофером, все испортило, разрушило все его мечты, которые он строил у себя в голове каждую ночь.

«Мы ведь друзья, так?» — эти слова долго вертелись у него в голове и приносили столько боли, что хотелось просто умереть, покончив с этими мучениями.

Одним словом, одним необдуманным поступком Кристофер убил самое лучшее в нем.

Глава 28

Время близилось к вечеру. На улице начало смеркаться и был такой поток машин, что можно было с точностью сказать, что пробок не избежать. В кабинете горел яркий свет, который падал прямо на мольберт Эбби, которая что-то упорно вырисовывала карандашом на белой бумаге.

Надо сказать, что рисование было ее любимым занятием, поэтому она могла подолгу сидеть за мольбертом, почти не шевелясь и выдумывая новую картину; могла часами что-то четко вычерчивать на бумаге, придавая больше жизни выдуманному объекту. Это было единственным занятием, которому она могла посвятить всю свою жизнь и ни капельки не пожалеть об этом. Когда она рисовала, она абстрагировалась от всего мира, не придавала значения ни звукам, ни мыслям.

Но в этот раз пришедшая смс-ка оторвала Миллер от занятия. Положив карандаш за ухо, Эбби потянулась к сумочке, в которой лежал ее смартфон. Увидев, что это смс от Томаса, она слегка улыбнулась, после чего резко встала и начала убирать свои вещи в шкафчик.

К ее удивлению, в здании в столь необычное время находилась ее учительница Рафаэль, которая, увидев, как неожиданно Миллер бросила рисовать и начала собираться, не могла скрыть свое любопытство.

— Уже уходишь? — останавливаясь в дверном проеме, спрашивала она.

— Эм, да. Уже половина восьмого, думаю, нужно немного отдыха, — запиналась Миллер, опуская все детали.

Рафаэль бросила на нее короткий, небрежный взгляд, после чего развернулась и вальяжно ушла.

Эбби, поджав губы, проводила ее взглядом, но потом, осознав, что ее ждут на улице, быстро набросила на себя легкое осеннее пальто и, погасив свет, выбежала из здания.

Как только Миллер покинула школу, холодный ветер тут же ударил ей в лицо, волосы разлетелись по всем сторонам и спутались, поэтому она сильнее сжала пальто и, согнув голову, пошла к джипу, возле которого стоял Томас и мило улыбался.

— Прекрасно выглядишь, — подмигнув, сказал Уилсон, на что сразу получил легкий удар по плечу, ведь Эбби не любила шутки в такую погоду.

Они стояли возле машины около пяти минут, о чем-то болтали и долго смеялись, пока за ними наблюдала из окна Рафаэль.

Честно признаться, она не могла понять, что Томас в Эбби такого нашел. Смотря на своего улыбающегося Томаса, Рафаэль понимала, что он по-настоящему счастлив, ведь знала, что Уилсон не со всеми такой улыбчивый.

Какая-то тупая ревность возникла у Рафаэль и пронзала ее изнутри, словно дремлющий вулкан пробуждался для последующего извержения лавы. С одной стороны, она понимала, что тем утренним поступком сама все испортила.

Она отчетливо осознавала, что Уилсон больше не посмотрит ей