Диктаторские полномочия стали пониматься не сами по себе, не в качестве самостоятельного, самоценного фактора, а в их отношении к возможности эффективно обеспечивать взаимодействие фронта и тыла. Немаловажное значение имело и создание коалиционных структур. Правительство Юга России, например, как орган исполнительной власти, с участием деятелей южнорусского казачества, создавалось с расчетом на их пополнение новыми региональными представителями, при условии расширения территории. В Забайкалье (1920 г.) и в Приморье (1921–1922 гг.) персональное представительство происходило путем выборов. Примечательно, что если в 1918–1919 гг. выборы считались недопустимыми, а их влияние «разрушительным», то теперь – напротив, избирательные кампании признавались вполне правомерными.

При этом постепенно менялась и форма местного самоуправления, местного представительства. На смену бюрократическим, административным структурам, назначаемым и контролируемым «сверху», приходили земства, православные приходы, – органы, в которых участие и роль местного населения в 1920–1922 гг. становились более значимыми, чем в 1918–1919 гг.

Открыто провозглашенные лозунги «восстановления монархии» принципиально отнюдь не противоречили политической программе Белого движения, а стали ее логическим завершением. В перспективе, с учетом роста антибольшевистского «повстанческого фактора» в социальной базе, вполне вероятным представлялась бы эволюция монархического лозунга от безусловного следования принципам и нормам «легитимизма» к идее «народной монархии» (столь ярко обозначенной в публицистике Ивана Солоневича). Пока же наиболее приемлемым становился путь созыва Земского Собора, причем не с партийно-политическим, а с выраженным сословным и профессиональным представительством. Соборность, не противоречившая принципам «непредрешения» и «национального единства», вполне соответствовала уже сложившимся к 1921–1922 гг. политико-правовым основам Белого дела.

Но не следует забывать, что в это же время в Зарубежье происходит четкое оформление традиций «легитимизма», основанных на принципах «местоблюстительства Престола», в свою очередь, основанного на буквальном следовании статьи 45 «Свода Основных Государственных законов»: «Когда нет отца и матери, то правительство и опека принадлежат ближнему к наследию Престола из совершеннолетних обоего пола родственников малолетнаго Императора».

Поэтому даже при наличии серьезных разногласий об очевидности гибели всей Царской Семьи, легитимистский подход диктовал условия, при которых «ближним к наследию Престола» являлся Великий Князь Кирилл Владимирович. Дискуссионным при этом оказался вопрос о сущности родства: должен ли претендовать на Престол «старший» в роду (а таковыми признавались Великий Князь Николай Николаевич или – по женской линии – Вдовствующая Императрица Мария Федоровна) или «ближний» в роду к Царской Семье (то есть Великий Князь Кирилл Владимирович).

Но очевидно, что разрешение всех «монархических споров» («соборян» и «легитимистов») могло бы произойти с гораздо большей результативностью в случае укрепления белой государственности в одном из российских регионов. Исторически ситуация сложилась так, что данная возможность вполне могла быть осуществлена в Приморье (Приамурском Земском Крае).

История белого Приморья является весьма показательным примером в политико-правовой истории Белого движения в России. К сожалению, до недавнего времени эта тематика заметно уступала по количеству исследований другим регионам Белого движения, прежде всего белому Югу России, белой Сибири, казачьим областям. Вместе с тем изучение этой темы, с привлечением различных источников, позволит определить многие специфические особенности, характерные для последнего периода Белого дела.

Так, например, в Приморье после 1920 г. сложилась ситуация, при которой роль представительных органов имела весьма важное значение. Невозможно было, в частности, игнорировать наличие влияния эсеров, кадетов, сибирских областников. Не смогли проигнорировать этот фактор и сторонники советской власти, согласившиеся с введением в регионе своего рода «буфера» – Дальневосточной Республики. Примечательно, что в сентябре 1920 г. во Владивостоке распространялся проект создания особой для этого края государственной системы, опирающейся на специально разработанные «Законы Приморской области» (изданные под заглавием «Во имя народа, через народ и народом для народа»). Их автором был бывший ординарец генерала Корнилова, автор антиправительственных «воззваний» из Ставки Главковерха в августе 1917 г. В. С. Завойко. Эти «Основные законы» (или «Конституция») предполагались в качестве «кодифицированного изложения Государственного Строительства на широких основаниях истинного Народоправства, Демократии и Федерации».

Подчеркивалось, что «первый камень фундамента – есть организация деревни, села, станицы», после чего «сами собой образуются волости, округа, города, области». «Партийное строительство» не считалось перспективным, так как «партии не содействуют выявлению Воли Народной, а наоборот навязывают народу свою волю».

В разделе «обязанности и права гражданина Приморской области» отмечалось всеобщее «равноправие», «свобода вероисповедания» и весьма своеобразно обозначенный тезис, что «каждый гражданин постольку остается гражданином, поскольку он выполняет свои гражданские обязанности». Декларировались «свобода слова и печати», но за распространение необоснованных «порочащих сведений и слухов» предполагалась судебная ответственность. Все основные органы власти строились на основе избирательного права. Всеобщее активное избирательное право предполагалось обязательным.

Государственное устройство Приморья строилось на основе «самоуправляющейся земельной единицы» (округ – волость – село). Завойко тщательно разработал порядок функционирования представительных структур. Утверждалось, что «не численностью членов законодательных собраний, а их личными качествами и способностями определяется работоспособность и полезность этих собраний для Народа»: «Малочисленность состава является залогом более внимательного отбора членов собраний…, малочисленность состава – залог честности, ревностного исполнения обязанностей».

В селе действовало Сельское, а в волости – Волостное законодательные собрания. Представительная власть в Округе гарантировалась Окружным Собранием. Городское население выражало свои интересы через округа. Областное же Собрание состояло из двух палат (Совет Области и Дума Области). Областной Совет (верхняя палата) сосредоточивал у себя «всю власть законодательную в Области», обладал «правом законодательной инициативы» и «по отношению к Областной Думе являлся учреждением редакционным и разрабатывающим законодательные предложения, получившие большинство в Думе». В Совете и Думе создавались Комитеты (сметный, контрольный, налоговый и др.).

Исполнительная власть обладала достаточно широкими полномочиями и, согласно проекту, должна была быть «ответственная лишь перед Верховным Хозяином Земли Приморской Области», т. е. «непосредственно перед Народом Ее». При этом «власть исполнительная» объявлялась «безответственной перед Властью Законодательной». Глава исполнительной власти («Предводитель») возглавлял совещательную Управу. Члены Управы подчинялись только Предводителю. Исполнительная власть на среднем и низовом уровнях (село – волость – округ) осуществлялась соответствующими Управами и Предводителями. Предводитель получал право налагать «условное вето» на законы, принимаемые Окружным Собранием («вето» можно было преодолеть «большинством – 2/3 голосов – номинального состава Собрания»). Вводилась должность Областного Предводителя – легитимного политического лидера, который также становился «Верховным Главнокомандующим Народной Гвардии и Милиции, Главой Коллегии Прокуратуры, Главой Полиции и всех других органов Власти Исполнительной».