и, не соображая того, что Италии придется снизойти на степень подчиненной Константинополю провинции, стали требовать восстановления императорской власти, в котором видели начало новой эры свободы и благоденствия. Депутаты от папы и от духовенства, от сената и от народа пригласили Юстинианова наместника принять от них добровольную присягу в верности и вступить в город, который отворит перед ним свои ворота. Укрепив только завоеванные им Неаполь и Кумы, Велисарий прошел двадцать миль до берегов Волтурна, осмотрел остатки древнего величия Капуи и остановился в том пункте, где сходятся дороги Латинская и Аппиева. Несмотря на то что по построенной цензором Аппием дороге постоянно ездили в течение девяти столетий, она не утратила своей первобытной красоты, и нельзя было найти ни одной трещины в широких гладких камнях, из которых была так солидно построена эта хотя и узкая, но прочная дорога. Однако Велисарий предпочел Латинскую дорогу, которая была дальше от моря и от болот и шла вдоль подножия гор на протяжении ста двадцати миль.

Велисарий вступает в Рим в декабре 536 года. Его противники исчезли: когда он вступил в город через Азинарские ворота, гарнизон удалился по Фламиниевой дороге, не подвергаясь преследованию, и город избавился от ига варваров после шестидесятилетней рабской зависимости. Один Левдерис — из гордости или с досады — не захотел следовать за беглецами, и этот готский вождь был отправлен в качестве победного трофея вместе с ключами Рима к подножию Юстинианова трона.

Готы осаждают Рим в марте 537 года. В своих коротких сношениях с героем римляне получили некоторое понятие о тех добродетелях, которые история приписывала их предкам; для них послужило назидательным примером уважение, которое Велисарий оказывал преемнику святого Петра, а введенная им строгая дисциплина доставила им среди военных тревог все благодеяния внутреннего спокойствия и правосудия. Они радовались его быстрым военным успехам, подчинившим ему всю окрестную страну до Нарни, Перузии[624] и Сполето; но и сенат, и духовенство, и утративший мужество народ пришли в ужас, когда узнали, что он решился и скоро будет вынужден выдержать осаду против всех военных сил готской монархии. В течение зимы Витигес готовился к борьбе деятельно и с успехом. Из своих грубых жилищ и из дальних гарнизонов готы собрались в Равенну для защиты своего отечества, и так было велико их число, что, после того как была отправлена целая армия на помощь Далмации, под королевским знаменем выступили в поход сто пятьдесят тысяч воинов. Готский король распределил между ними оружие и коней, богатые подарки и щедрые обещания, сообразно с рангом или с личными достоинствами каждого; он двинулся по Фламиниевой дороге, не захотел тратить время на бесполезную осаду Перузии и Сполето, миновал неприступный утес, на котором стоит Нарни, и остановился в двух милях от Рима подле Мульвийского моста. Этот узкий проход был защищен башней, и Велисарий рассчитывал, что для постройки нового моста потребуется дней двадцать. Но трусость поставленных в башне солдат, частью спасшихся бегством, частью перешедших к неприятелю, разрушила его ожидания и подвергла его самого самой неминуемой опасности. Во главе тысячи всадников римский главнокомандующий вышел из Фламиниевых ворот с целью отыскать место для выгодной позиции и осмотреть положение неприятельского лагеря; он предполагал, что варвары еще не перешли Тибра, но был внезапно окружен и атакован их бесчисленными эскадронами. Судьба Италии зависела от его жизни, а дезертиры указывали на бывшую под ним в этот достопамятный день гнедую лошадь с белой мордой, и со всех сторон раздались крики: «Цельтесь в гнедую лошадь». Римский главнокомандующий был силен, расторопен и ловок; во все стороны он наносил тяжелые и смертельные удары; его верные телохранители не уступали ему в мужестве и оберегали его особу, и готы обратились в бегство перед героем, лишившись тысячи человек. Римляне имели неосторожность преследовать их до самого лагеря и, не будучи в состоянии выдержать напора многочисленных неприятельских сил, отступили к городским воротам сначала тихим шагом, а потом с торопливостью; эти ворота были заперты, для того чтобы остановить бегущих, а общее смятение усилилось от распространившегося слуха, будто Велисарий убит.

Храбрость Велисария. Действительно, его лицо было неузнаваемо от покрывавших его пота, пыли и крови; его голос охрип, и его физические силы почти совершенно истощились; но его мужество было по-прежнему непоколебимо; он умел внушить такую же бодрость своим упавшим духом боевым товарищам, и их последняя атака была такая отчаянная, что обратившиеся в бегство варвары вообразили, будто из города устремилась на них полная свежих сил новая армия. Тогда Фламиниевы ворота отворились для настоящего триумфа; но не прежде, как осмотрев все посты и сделав все нужные распоряжения для обеспечения общественной безопасности, Велисарий склонился на убеждения жены и друзей и подкрепил свои силы пищей и сном.

Оборона Рима. После этого первого и неудачного испытания сил своего противника вся готская армия перешла через Тибр и приступила к осаде, продолжавшейся до ее окончательного отступления более года. Каковы бы ни были размеры Рима, создаваемые фантазией, точные вычисления географа определяют его окружность в двенадцать миль и триста сорок пять шагов. Но в дни величия Рима все пространство внутри его стен было наполнено зданиями и жителями, а тянувшиеся вдоль больших дорог многолюдные предместья были похожи на лучи, устремлявшиеся во все стороны из одного общего центра. Невзгоды смыли своим потоком эти внешние прикрасы и даже оставили обнаженной и пустынной значительную часть семи холмов. Тем не менее Рим, при своем тогдашнем положении, мог выставить более тридцати тысяч годных для военной службы мужчин, которые, несмотря на свое незнакомство с дисциплиной и с военными упражнениями, были большей частью так закалены происходящими от бедности лишениями, что были способны сражаться за свою родину и свою религию. Предусмотрительность Велисария не пренебрегла этим важным ресурсом. Для его солдат служили пособием усердие и исправность жителей, которые бодрствовали в то время, как они спали, и работали в то время, как они отдыхали; он принял на службу самых храбрых и самых бедных римских юношей, добровольно предложивших ему свои услуги, и отряды горожан иногда фигурировали на незанятых постах вместо настоящей армии, занятой в это время исполнением более важных обязанностей. Но всего более он рассчитывал на ветеранов, сражавшихся под его начальством в войнах персидской и африканской, и, хотя это храброе войско уменьшилось до пяти тысяч человек, он решился защищать со столь ничтожными силами окружность в двенадцать миль против армии из ста пятидесяти тысяч варваров. В городских стенах, которые были частью вновь