Напротив, его открытое круглое лицо с большими зелеными глазами с высоким лбом и бровями вразлет в первый миг даже казалось добродушным и приятным. А его аура выглядела вполне незамутненной и без каких-либо ярких образований порочной натуры. И шрамы, самый длинный через левую скулу от виска и почти до носа, не уродовали его лицо, не пугали, не создавали мрачный ореол тяжелого прошлого, а скорее наполняли сочувствием, что, мол, вот, однажды парню не повезло. Но эта приятность длилась лишь первую секунду. А затем Элен словно оттолкнуло от него. Она остро ощутила его холодность, неприветливость, угрюмость, которые словно вплавились в выражение его лица, въелись в его темную загорелую кожу, в его безжизненные глаза, в его тонкие презрительные губы, в его короткие рано поседевшие волосы. И его аура, при более внимательном рассмотрении производила впечатление какой-то издерганности, измученности, двуличия, скрытности и на ней проступали пятна внутренней ожесточенности, почти озлобленности. Вкупе с его черной глухой одеждой всё это сливалось для девочки в отчужденный, бессердечный, гнетущий образ неприятного человека. Она не увидела на нём никаких украшений, орнаментов костюма, личных аксессуаров, никакого оружия и вся эта безликость лишь усиливала неприязненность его образа. Лишь на тыльной стороне правой ладони она увидела что-то личное, вытатуированную надпись, уходящую от костяшек пальцев под рукав камзола. На виду были только буквы: "Не вер".

Элен отвернулась к окну, шторки были раздвинуты и никто ей теперь не запрещал глядеть на всё что вздумается. И она вдруг осознала, что Мастон Лург ей больше не указ. Эта мысль породила в ней приступ унизительной горечи и какой-то отчаянной ожесточенной радости. Её продали, продали как вещь! Теперь у неё новый хозяин. Но по крайней мере ненавистный судья над ней больше не властен. Она может плюнуть ему в лицо и он ей ничего не сделает, ничего. Потому что этот неприятный мужчина со шрамами, адъютант верховного претора, не позволит ему, ни за что не позволит. Но приступ тут же сошел на нет и она ощутила почти тошнотворное бессилие и страх, верховный претор может оказаться настолько ужасным человеком, что она еще очень пожалеет что рассталась с судьей.

Увидев таинственную девочку, Бока тут же понял, что никакие родственные отношения ни с герцогом, ни с кем-либо из венценосных особ Агрона её не связывают. Уж слишком разительно она отличалась от них всех. Ни худосочный герцог Этенгорский с маленькими глазками и вздернутым носом, ни дородный длиннолицый король Доммер, ни рыжеволосая статная королева Амала вне всяких сомнений не могли породить на свет такое бледное чудо с огромными неестественно яркими синими глазами и глубоким абсолютно черным, словно чуть отливающим глянцем цветом волос. Теперь маленькая незнакомка стала для Боки еще большей загадкой и он несколько минут просто не мог оторвать от неё взгляда, схватывая весь её образ целиком и в тоже время застревая на деталях, вызывающих вопросы. Коротко остриженные волосы, здоровенный синяк и опухшая губа, странные высокие ботинки с толстой подошвой и непонятными застежками, облегающие брючки, удивительно чистые и гладкие, того же абсолютно черного цвета что и волосы хозяйки, необычного покроя чудесная нежно-кремовая куртка, опять же непонятно как застегнутая. Бока решил, что девочка определенно не из Агрона. Может она даже и не говорит на языке этой страны. Во внешности этого ребенка, пусть и завуалированные детской миловидностью и сглаженные еще младенческой пухлявостью и округлостью, явственно проступали черты истинной классической красоты. И Бока снова подумал, что она отпрыск какого-то знатного рода и именно поэтому представляет интерес для герцога. Он вдруг припомнил, что супруга Сайтонского монарха, королева Делия, которую он видел на портрете в галереи Заль-Вера тоже брюнетка и вроде бы у неё тоже синие или голубые глаза. Предполагать что перед ним сейчас её дочь было конечно на уровне бреда, но тем не менее, как глубокомысленно сказал себе Бока: на свете случается всякое. Он покосился на счастливого судью и с неудовольствием подумал о том что ему предстоит сделать, да еще и, как того требовал герцог, на глазах у этой малявки. И тоже отвернулся к окну. "Но кто это ей такой синячище на полморды припечатал?", лениво размышлял он, глядя на проплывающие мимо дома, "Вряд ли это судья руку приложил. Может сама в драке заработала." И Боке вдруг подумалось что она вовсе никакой не отпрыск знатной семьи, а должно быть какая-нибудь шпана-малолетка, вредная и дерганная. "И на кой она герцогу понадобилась?", снова спросил он себя.

119

Уже совсем свечерело, когда Ронберг вернулся на Расплатную площадь. Соответственно его распоряжению площадь была пуста. Впрочем и без его приказов людям уже порядком надоела вся эта заваруха и они разошлись по своим делам. Остались только Эрим, Банагодо и им в подмогу несколько рядовых разбойников. Устроив два небольших костра на почтительном расстоянии от места где лежал Кит, они что-то варили в маленьких котелках и тихо переговаривались.

Ронберг подошел к костру, у которого сидели молодые бриоды. Те с любопытством глядели на своего пожилого товарища, решившегося на такой отчаянный, по их мнению, поступок.

— Темно уже, — неопределенно произнес Банагодо, подкидывая в пламя веточку.

Ронбергу и самому было не по душе встречаться с ужасной собакой в темноте, но откладывать до утра он не хотел. Во-первых боялся, что терзаемый сомнениями и тревожными мыслями, к утру может и вовсе передумать; во-вторых, если всё-таки с чудовищем удастся договориться, то возникнут кое какие неотложные дела, как раз для ночного времени.

— Ничего, я вот факел прихватил, — он показал палку с замотанной головнёй.

Эрим как-то странно посмотрел на пожилого бриода и поинтересовался:

— Может, Старый, сказать что хочешь напоследок?

— Тьфу на тебя, дубина горная, — сердито воскликнул Ронберг. — Что ты мелешь, какой еще последок?!

Впрочем, он тут же успокоился и предупредил:

— Смотрите только сразу оба не усните. Вдруг что понадобится, хочу чтоб хоть один услышал меня.

Запалив факел, он направился к ограде, доски которой казались чуть светлее окружающих сумерек.

Ронберг верил, что он решил загадку металлической собаки. Да и не было в общем никакой загадки. Нелепые слухи и страшные сказки о механических чудовищах Сандары, Королевы Лазурных гор, загадочной богини лоя ходили по Шатгалле уже не одну сотню лет. И никого кроме малых детей они по сути не интересовали и не тревожили. Хотя конечно иногда и взрослые, после сытной плотной трапезы, изнывая от скуки во время безделья, на привалах у ночных костров или трясясь в повозках