заочно в педагогическом институте, еще и географию в школе она преподавала, а название улицы, на которой живет (Докучаев переулок), пишет в заявлении наркому с ошибкой.

Еще и дочь Варвары Ивановны передала «Мемориалу» письма отца с Соловков, последнее датировано 19 сентября 1937 года. В заявлении — август. Обманула Берию.

Наконец, как это заявление оказалось у «Мемориала»? Нашли в архивах НКВД? Где тогда на нем входящий номер и резолюция, да хоть какая-то отметка о принятии его в работу? Ладно, допустим, что сотрудник НКВД без всяких отметок его в папку бросил, но как это заявление вообще можно было обнаружить в архиве? Его сотрудник НКВД бросил в папку с грифом «Особо ценный исторический документ. Хранить вечно»? Это же обычная переписка, заявления и обращения граждан, с очень ограниченным сроком их хранения, иначе никаких архивов не хватит для такой макулатуры. Сейчас они хранятся 3 года. При Берии — вечно?

Если же это второй экземпляр заявления, оставленный В. И. Кургузовой себе, чтобы иметь подтверждение того, что она первый отправила наркому НКВД, то где на нем отметка канцелярии наркомата о приеме первого экземпляра?

Да даже если предположить, что в поисках документов о Вангенгейме, его биографы перешерстили весь архив НКВД снизу до верху и все-таки чудом нашли это письмо — где на нем хоть один регистрационный штамп, хоть одна пометка о регистрации полученного обращения гражданки, об обязательной резолюции на подобного рода документах я даже стесняюсь заикаться. С какой стороны не погляди — туфта. И запрос в Прокуратуру — туфта. И заявление на имя Берии — туфта.

Понятно, что ничего подобного жена Вангенгейма не писала, это сочинили «творческие» личности, в представлении которых советские люди 30-х годов, даже директора школ с высшим педагогическим образованием, были настолько малограмотными, что не могли даже составить обращение на имя наркома без многочисленных грамматических ошибок, даже свой домашний адрес не могли без ошибок написать.

Но, еще раз повторюсь, жена Вангенгейма из Прокуратуры СССР, по версии биографов ее мужа, всё же получила сведения о его повторном осуждении, уже не тройкой ОГПУ, а «особой тройкой НКВД», только пенсионные хлопоты начала, когда ей выдали документ из той же прокуратуры лишь об отмене приговора тройки ОГПУ. Стала хлопотать о пенсии за еще нереабилитированного мужа. И пенсию себе выхлопотала.

Только никак она не могла начать эти хлопоты, так как согласно «найденным» в архивах документам… Дальше начинается, простите, совсем уж анекдот. Про то, как Берия приказал родственникам расстрелянных сообщать — «10 лет без права переписки», а при Хрущеве этим же родственникам выдавали на руки справки о реабилитации, в которых сведений об осуждении «тройками» вообще не было. Да чего там про «тройки»! В СССР вообще все думали, что за шпионаж только Тухачевского и Уборевича расстреляли, остальным — «10 лет без права переписки»…

* * *

Первый документ, который «Мемориал» разместил у себя под рубрикой «Как от народа скрывали масштабы репрессий», приказ Л. П. Берии от 11 мая 1939 года.

Я не вижу здесь абсолютно ничего, к чему бы можно было придраться. Абсолютно достоверный и грамотно составленный документ. Но это только первая его страница. Теперь глянем на вторую:

Здесь мы уже видим, что даже шрифт текста заметно отличается, но, тем не менее, бумага старая и вся почерканная, на ней видны следы резолюций и пометок, сделанных чернилами на первой странице, пропитавших лист насквозь. Но настоящий приказ Берии № 00515 был изготовлен (в этом у меня даже сомнений нет) не на одном листе, отпечатанным с двух его сторон, а на двух листах. Фальсификаторы второй лист выбросили и на обратной стороне первого вписали ими сочиненный нелепый текст.

Читаем:

«7. Наркомам внутренних дел республик и начальникам УНКВД дать указание начальникам ОАГСов в случае обращения к последним жен арестованных о разводе, учинять акты о разводе беспрепятственно, не требуя от заявителя никаких справок.»

Автор этого пункта в НКВД, разумеется, не служил. Это написал человек, вдохновленный чем-то наподобие фильма «Холодное лето 53-го года», где жена бросает арестованного героя в исполнении Папанова, а сын отрекается от отца.

Из данного пункта следует, что наши предки жили в какой-то паскудной стране, где особым паскудством отличались женщины. Мужа только арестовали, еще не осудили, а она, курва, уже бежит с ним разводится!

Вот советские мужики так не поступали, поэтому про мужей арестованных жен в приказе ничего не говорится. Вот с какими паскудными бабами приходилось жить советским мужчинам.

Либо, дело обстояло еще интересней. Где-то в архиве должно быть письмо Политбюро и приказ НКВД о запрете на арест и привлечение к ответственности за любые преступления замужних женщин, поэтому у мужчин не было поводов добиваться разводов с арестованными женами. Жен в СССР не арестовывали.

Я же не просто по злобе называю сочинителей этих фальшивок бакланами! Как можно было, сочиняя этот текст, сделать его юридически даже не бессмысленным, но комичным?!

Да Берия, получив на подпись подобное, с криками и матерщиной, вычеркнул бы слово «жен» из текста и вписал «супругов». Тогда пункт хоть какое-то правдоподобие и имел бы.

Но зато в предыдущем пункте, в шестом, читаем:

«В отношении осужденных Военной коллегией и тройками НКВД (УНКВД) к высшей мере наказания…»

Вот уже есть расстрелянные по приговорам троек НКВД. А Военная коллегия — чего она коллегия? Исполнителю текста приказа лень было дописать «Верховного суда»? А как информировать насчет осужденных по делам НКВД Спецколлегиями областных судов и военными трибуналами? Они же тоже к вышке приговоры выносили. Да никак не информировать — в задницу посылать граждан, которые с такими запросами обращаются. Устно посылать.

А вы говорите — написать в «научном стиле». Как это описывать научным языком?…

Но у «Мемориала» есть еще один документ, которым лежит в комплекте бумаг, обосновывающих действия властей по сокрытию репрессий, это же одним приказом нельзя сделать. Смотрим на него:

«Сентябрь 1945 г.

Докладная записка Кузнецова

Согласно существующему порядку, при выдаче справок о лицах, осужденных к высшей мере наказания бывшими тройками НКВД-УНКВД, Военной Коллегией Верховного Суда СССР с применением закона от 1 декабря 1934 года и в особом порядке, указывается, что эти лица осуждены к лишению свободы на 10 лет с конфискацией имущества и для отбытия наказания отправлены в лагери с особым режимом, с лишением права переписки и передач.

В