спокойные газообразные рептилии, вели себя подобным образом.

Как известно, экстраординарные события расследовать легче всего, и я сразу же сказал, что берусь за дело. Грп понимал всю важность расследования и оставил щедрый задаток. Мы договорились, что в случае успеха он пригонит мне два спальных вагона бульверизатора. Грп ещё долго бы благодарно щелкал подгузниками и заливал синькой контору, если бы я его не выкинул с помошью ультразвуковой сирены. Удобная штука, и никто не остается в обиде, поскольку она к тому же отбивает последние кадры памяти.

Поручив подсказывателю отскрести успевший застыть грповский пот, я придвинул к себе холодный глюкс.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

2⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Я, частный детектив Даго, не люблю действовать наобум и форсировать события. Мой метод заключается в том, что расследование следует вести мягко, без нажима, не напрягаясь, — и вам всегда будет сопутствовать успех. Вот и сейчас, я спокойно взял любимый старый гравиневод и отправился на поверхность астероида половить всякую всячину, путешествующую в межзвездной пустоте. Сидение с неводом успокаивает и настраивает на размышления, а самое главное — часто попадается что-нибудь, помогающее разгадке. Нужно только уметь по мелочам, оказавшимся в ваших сетях, восстанавливать картину происходящих во Вселенной событий.

Шел сильный метеоритный дождь, иногда переходящий в град Увертываясь от крупных осколков, я уселся в свой любимый кратер и закинул невод.

Не прошло и получаса, как невод почти заполнился. Там было несколько осколков разбившегося недавно корабля — они станут попадаться ещё долго; совершающая круиз возмущенная чета девятиногов с промышленной планеты Чикаго, которых я тут же освободил с извинениями; куча газетных обрывков, тряпья и окурков — следы деятельности неаккуратных человекообразных; клетка с невидимым декоративным скорпионом; несколько фальшивых алмазов с подпольных мануфактур Альгамбры; компутатор производства неизвестной мне фирмы; куча дохлых мопсов; дешевая ядерная зажигалка; золотистая чешуйчатая рыба, напоминающая воблу; фотография рок-звезды с металлических и запет; неизвестный мне семигранный предмет и початый ящик контрабандного бульверизатора.

Не задумываясь, я вернул космосу газеты, обрывки, окурки и осколки, а все остальное понес в глубь конторы, чтобы изучить в спокойной обстановке. Бульверизатор прибыл весьма кстати и занял подобающее место в погребке; компутатор был почти новый и даже работал, но я быстро понял, что он построен на основе системы логики Алогичных миров, и поэтому отдал его подсказывальщику. Он любит такие штуки. Фотография рок звезды была запачкана зеленой губной помадой, и, не найдя в ней больше ничего интересного, я ее выкинул. Клетку с пустотой и алмазы я припрятал — их можно было поменять на что-нибудь стоящее. (Ловля космического мусора — довольно выгодное дело, хотя и хлопотное.) Забавная золотистая вобла понесла всякую чушь про исполнение желаний, называя меня милым стариком. На всякий случай я ее отпустил — чтоб не связываться. Ядерная зажигалка оказалась бомбой — это я выяснил, когда нажал на кнопку. Пока меня регенерировали, а страховая компания отстраивала астероид и контору, я вспомнил, что такие устройства используют Кровавые Сестры из Тоталитарной системы (странно, мне казалось, что я их укокошил в прошлый раз).

Оставалось рассмотреть только семигранник и дохлых мопсов, когда в контору врезался одноместный звездолет с юной венерианской туристкой, судорожно вцепившейся в пульт управления. Как всегда в таких случаях, я прикинулся полисменом и содрал с нее штраф за управление звездолетом в несовершеннолетнем состоянии. Когда я проводил юную леди и вернулся в контору, то обнаружил пропажу семигранника. Он словно сквозь астероид провалился, и даже подсказывальщик не знал, куда тот подевался. Я бы и забыл про семигранник, но было в нем что-то такое, что заставило меня подойти к визуализатору и воссоздать его в воображаемом пространстве. Надо сказать, что воображаемое пространство ничем не хуже, чем наше, или ваше, или то, которым пользуются эти чудаки с Ванды. Предметы в нем получаются почти как настоящие, правда, выглядят чуть более расплывчато. Воссоздав семигранник, я повертел его в разных направлениях и понял, что именно меня насторожило. Это был контейнер. Не спрашивайте меня, почему я так подумал. Я привык доверять собственной интуиции и опыту. (Позднее я понял, что же натолкнуло меня на мысль о контейнере. Внутри семигранника что-то бултыхалось, когда я его вертел.) Для того чтобы вскрыть предмет, находящийся в воображаемом пространстве, необходимы воображаемые орудия взлома. Представив наковальню, я положил на нее семигранник и изо всех сил стукнул по нему воображаемым молотом.

Из обломков семигранника выпал труп.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

3⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Несколько световых столетий назад, когда я был еще относительно молод, но уже достаточно знаменит, мне довелось участвовать в симпозиуме сыщиков-программистов. Симпозиум проходил на планете Коллизеум — лучшей планете в мире. Среди нескольких поколений философов было модно доказывать, что это место воплощает глобальный рай — ведь уже тогда, благодаря фундаментальным работам Баллоуна, знали, что у любой мыслящей расы есть своя концепция рая. Баллоун же показал, что найдется ровно одна мыслящая раса, не имеющая своей концепции ада. Это экспериментально подтвердилось, когда в одном из нью-йоркских общественных туалетов обнаружили колонию мыслящих вирусов, которые охотно вступили в контакт с представителями комиссии по новым контактам. Вирусы оказались исключительно вирулентными, но расспрашивать их было бессмысленно — они не понимали вопроса. Комиссия до сих пор тяжело больна. К сожалению, колонию нельзя было уничтожить, поскольку это нарушило бы Упорядоченность Вселенной и дискредитировало бы Баллоуна лично…

Коллизеум, будучи воплощением глобального рая, стал излюбленным местом проведения конференций сыщиков-программистов по глобальным меткам и переменным. И вот, во время блестящего доклада Слокума на тему «Присваивание имен Любимых меткам программы и их влияние на подсознательную компиляцию», райские звуки проникли сквозь стены конференц-холла. То пели райские деревья, и, несмотря на то, что пели они простую песнь крестьян-корчевателей, у всех присутствующих, независимо от расы и вероисповедания, на глаза навернулись слезы безмятежной радости. (Безусловно, в переносном смысле. Каждый радуется по-своему. Кто льет слезы, кто приклеивается к ближайшей поверхности, а кто начинает усиленно поглощать кальций из соседей.)

Воображаемый труп, лежащий на столе, принадлежал молодому, но уже половозрелому райскому дереву с Коллизеума. Я многое повидал на своем сыщицком веку, но этот труп пробрал меня до печенок (всех тринадцати). Музыкальные деревья обычно живут вечно и за просто так не путешествуют по Вселенной в семигранной таре.

Контора,