и не решился, как намеревался, съездить во время Пушкинских торжеств 1880 г. к Толстому в Ясную Поляну, а единственная возможная их встреча 10 марта 1878 г., когда они оба находились в одном помещении в Петербурге, не состоялась по вине всё того же Страхова. Жена писателя вспоминала: «Великим постом 1878 года Вл. С. Соловьёв прочёл ряд философских лекций, по поручению Общества любителей духовного просвещения, в помещении Соляного городка. Чтения эти собирали полный зал слушателей; между ними было много и наших общих знакомых. Так как дома у нас все было благополучно, то на лекции ездила и я вместе с Фёдором Михайловичем.

Возвращаясь с одной из них, муж спросил меня:

— А не заметила ты, как странно относился к нам сегодня Николай Николаевич (Страхов)? И сам не подошёл, как подходил всегда, а когда в антракте мы встретились, то он еле поздоровался и тотчас с кем-то заговорил. Уж не обиделся ли он на нас, как ты думаешь?

— Да и мне показалось, будто он нас избегал, — ответила я. <…>

В ближайшее воскресенье Николай Николаевич пришёл к обеду, я решила выяснить дело и прямо спросила, не сердится ли он на нас.

— Что это вам пришло в голову, Анна Григорьевна? — спросил Страхов.

— Да нам с мужем показалось, что вы на последней лекции Соловьёва нас избегали.

— Ах, это был особенный случай, — засмеялся Страхов. — Я не только вас, но и всех знакомых избегал. Со мной на лекцию приехал граф Лев Николаевич Толстой. Он просил его ни с кем не знакомить, вот почему я ото всех и сторонился.

— Как! С вами был Толстой? — с горестным изумлением воскликнул Фёдор Михайлович. — Как я жалею, что я его не видал! Разумеется, я не стал бы навязываться на знакомство, если человек этого не хочет. Но зачем вы мне не шепнули, кто с вами? Я бы хоть посмотрел на него!

— Да ведь вы по портретам его знаете, — смеялся Николай Николаевич.

— Что портреты, разве они передают человека? То ли дело увидеть лично. Иногда одного взгляда довольно, чтобы запечатлеть человека в сердце на всю свою жизнь. Никогда не прощу вам, Николай Николаевич, что вы его мне не указали!

И в дальнейшем Фёдор Михайлович не раз выражал сожаление о том, что не знает Толстого в лицо…»

Уже после смерти Достоевского Анна Григорьевна при личной встрече рассказала Толстому об этом случае, и он тоже ужасно огорчился: «Как мне жаль! Достоевский был для меня дорогой человек и, может быть, единственный, которого я мог бы спросить о многом и который бы мне на многое мог ответить!..» [Достоевская, с. 343–344, 415]

Стоит добавить, что последняя книга, которую читал Толстой перед уходом из Ясной Поляны и своей гибелью были «Братья Карамазовы».

Тотлебен Адольф (Густав) Иванович

(1824–1869)

Граф, военный инженер-капитан; товарищ Достоевского по Главному инженерному училищу, младший брат Э. И. Тотлебена. Достоевский, уже будучи в офицерских классах училища, осенью 1841 г. жил с ним в одной квартире на Караванной улице близ Манежа. По воспоминаниям брата писателя А. М. Достоевского, это была небольшая квартирка в две комнаты с передней и кухней и туда часто приходил старший брат Тотлебена. В письме к нему от 24 марта 1856 г. Достоевский писал: «…с младшим братом Вашим, Адольфом Ивановичем, я был очень дружен, почти с детских лет любил его горячо. И хотя я с ним не видался в последнее время, но уверен, что он пожалел обо мне и, может быть, передал Вам мою грустную историю. <…> Когда-нибудь напомните обо мне Вашему брату Адольфу Ивановичу и передайте ему, что я его люблю по-прежнему: что во время 4-х-летней каторги, перебирая в уме всю прежнюю жизнь мою, день за днём, час за часом, я не раз встречал его в моих воспоминаниях… Но он знает, что я люблю его! Я помню, он был очень болен в последнее время. Здоров ли он? Жив ли он?..» Адольф Иванович принял горячее участие в хлопотах по облегчению участи ссыльного Достоевского.

Тотлебен Эдуард Иванович

(1818–1884)

Граф, выпускник Главного инженерного училища, генерал-адъютант, герой Крымской 1854–1855 гг. и русско-турецкой 1877–1878 гг. войн; старший брат А. И. Тотлебена. Достоевский познакомился с ним осенью 1841 г., когда жил с его братом на одной квартире. После выхода из острога писатель-петрашевец просил Тотлебена посодействовать в облегчении его участи. Барону А. Е. Врангелю Достоевский в связи с этим писал 23 марта 1856 г.: «Вот у меня какая идея: с этим человеком когда-то я был знаком хорошо; с братом его я друг с детства. Ещё за несколько дней до ареста моего я, случайно, встретился с ним, и мы так приветливо подали друг другу руки. Что же? Он, может быть, не забыл меня. Человек он добрый, простой, с великодушным сердцем (он это доказал), настоящий герой севастопольский, достойный имён Нахимова и Корнилова. Снесите ему моё письмо. Прочтите его сначала хорошенько. Вы, верно, заметите по тону моего письма к нему, что я колебался и не знал, как ему писать. Он теперь стоит так высоко, а я кто такой? Захочет ли вспомнить меня? на всякий случай я и написал так. Теперь: отправьтесь к нему лично (надеюсь, что он в Петербурге) и отдайте ему письмо мое наедине. Вы по лицу его тотчас увидите, как он это принимает. Если дурно, то и делать нечего; в коротких словах объяснив ему положение и замолвив словечко, откланяйтесь и уйдите, попрося наперёд у него насчёт всего этого дела секрета. Он человек очень вежливый (несколько рыцарский характер), примет и отпустит Вас очень вежливо, если даже и ничего не скажет удовлетворительного. Если же Вы по лицу его увидите, что он займется мною и выкажет много участия и доброты, о, тогда будьте с ним совершенно откровенны; прямо, от сердца войдите в дело; расскажите ему обо мне и скажите ему, что его слово теперь много значит, что он мог бы попросить за меня у монарха, поручиться (как знающий меня) за то, что я буду вперед хорошим гражданином, и, верно, ему не откажут. <…> Напирайте собственно на то, чтоб мне оставить военную службу (но главное, если можно чего-нибудь более, то есть даже полного прощения, то не упускайте этого из виду)…»

Самому Тотлебену Достоевский написал 3 письма и просьбы его не остались без внимания: Тотлебен посодействовал производству Достоевского в прапорщики, а впоследствии помог ему получить разрешение переехать из Твери в Петербург.

В октябрьском выпуске ДП за 1877 г. Достоевский восторженно писал о Тотлебене, благодаря которому наступил перелом