— Непременно. Я очень рада, что с тобой все в порядке, Джуд. Мы позвоним, когда вернемся из Нью-Йорка.

— Хорошо. Желаю вам хорошо отдохнуть. Передай привет папе.

— Обязательно.

Джуд повесила трубку и замерла. Оцепенела. Заледенела. Кожа покрылась мурашками. Кровь как будто застыла. Все тепло и удовольствие, все приподнятое утреннее настроение растаяли в охватившем ее отчаянии.

Уильям летит на чудесный остров в Вест-Индии с новой любимой женой. Они будут плавать в прозрачной голубой воде, гулять по сахарно-белым песчаным пляжам под луной, держась за руки и мечтательно глядя друг на друга.

Уильям взволнован предстоящим отцовством, хвастается своей беременной красавицей женой, изучает с Аллисон книжки об уходе за детьми, выбирает имя для ребенка. Балует будущую мать драгоценностями, цветами и свежевыжатым апельсиновым соком и круассанами, которые приносит ей в постель ленивыми воскресными утрами.

Джуд очень явственно — ее проклятие — слишком яркое воображение — видела все это. С рождения застегнутый на все пуговицы Уильям с восхищением ухаживает за своей прелестной мадонной. Обычно сдержанный Уильям рассказывает совершенно посторонним людям о предстоящем счастливом событии.

Известный своей бережливостью Уильям не жалеет денег на изумрудное кольцо. Безвкусное. Огромное.

Ублюдок!

Джуд переломила пополам карандаш, который держала в руке, и швырнула обломки в стену, но вскочив и с грохотом отбросив стул, осознала, что чувствует не отчаяние, а ярость. Жгучую, ослепляющую ярость.

Судорожно дыша, Джуд сжала кулаки. Но обрушить их было не на кого, некого было отколотить до бесчувствия. Она лихорадочно огляделась, пытаясь найти, на что излить неожиданно вспыхнувшую ярость, пока этот черный комок не взорвался прямо в груди. Надо уйти из дома, пройтись, проветриться, пока она не разразилась дикими воплями и криками.

Джуд бросилась к двери, сбежала по лестнице и вылетела во двор, и неслась по холмам, пока не задрожали ноги, пока не закололо в боку.

Пошел дождь, мелкий-мелкий. Он словно просеивался сквозь солнечные лучи и рассыпался по траве.

В порывах ветра ей послышались женские рыдания. Где-то далеко зашептались флейты.

Джуд огляделась, поняла, что оказалась на тропе, ведущей к Ардмору, но не остановилась, а лишь сбавила шаг.

В пабе было немноголюдно и уютно. Дождливый вечер располагал не только к разговорам, но и к размышлениям. Юный Коннор Демпси наигрывал на концертино грустные мелодии. Его отец прихлебывал «Смитвик» и обсуждал мировые проблемы со своим добрым другом Джеком Бреннаном.

Поскольку душевные раны Джека постепенно затягивались, он относился к беседе так же серьезно, как и к своему пиву, но Эйдан все равно приглядывал за ним со своего поста за барной стойкой. Джек и Коннор Демпси Старший часто расходились во мнениях относительно текущих мировых проблем и иногда даже доказывали свою правоту кулаками.

Эйдан понимал их склонность к дружеской потасовке, но в своих владениях не допускал ничего подобного. Время от времени он поглядывал на экран телевизора, где шла трансляция футбольного матча между графствами. Клэр побеждал Мейо, и Эйдан мысленно подбадривал их, поскольку сделал небольшую ставку.

Он предвкушал тихий вечер и подумывал, не вызвать ли Бренну, чтобы она его подменила. Он хотел встретиться с Джуд пригласить ее на ужин, на этот раз в ресторан. С цветами и свечами на столике и хорошим белым вином в красивых бокалах. Наверняка такие ужины для нее более привычны, чем омлет и жареная картошка, приготовленные на ее собственной кухне.

При всей своей милой застенчивости она искушенная женщина, городская, образованная. Мужчины водили ее в театры и шикарные рестораны. Вечерние костюмы, галстуки, заумные разговоры о литературе и кино.

Впрочем, в беседе он не уступит любому чикагскому пижону. Он не назвал бы себя невежей. Он читает книги, любит смотреть хорошие фильмы. Он путешествовал поболее многих, своими глазами видел великие произведения искусства и памятники архитектуры.

Эйдан почувствовал, что хмурится, потряс головой. Господи, до чего он докатился! Вступил в заочное соревнование с каким-то вымышленным парнем?! Можно только пожалеть себя, особенно если вспомнить, что в присутствии Джуд Мюррей он не в состоянии удержать в голове и трех мыслей, разве что одна из них о ней, Джуд Мюррей.

Пожалуй, во всем виновата сексуальная неудовлетворенность. Слишком давно он не касался женского тела. А теперь воображение рисует ему исключительно Джуд, и после утренних событий гораздо более отчетливо.

Белая атласная кожа, так легко розовеющая от смущения. Длинные стройные ноги и крохотная сексапильная родинка над левой грудью. И красивые плечи, по которым хочется пробежаться губами.

Она так пугливо отпрянула, но когда он коснулся ее, словно растаяла. Немудрено, что он зациклился на ней. Только мертвец остался бы равнодушным.

Он был бы счастлив — и он этим особо не гордился — просто заманить ее в постель и покончить с наваждением. Они оба сбросили бы напряжение, получили бы удовольствие… и в то же время с некоторым беспокойством он признавал, что очарован не только красивым личиком и соблазнительной фигуркой.

Ему нравится ее слушать, нравится смотреть, как она держится, как ведет себя.

Тихая и застенчивая, аккуратная и вежливая. Так и тянет расшевелить ее и выяснить, что скрывается под броней ее самообладания.

Дверь открылась. Эйдан машинально скользнул по ней беглым взглядом, а потом взглянул снова и удивленно округлил глаза.

Вошла Джуд. Даже не вошла, ворвалась. Она промокла, с разметавшихся по плечам волос капала вода. Глаза были темными и — хотя он попытался уверить себя, что виновата игра света — опасными. Он поклялся бы, что они метали молнии.

— Я бы выпила.

— Ты насквозь промокла.

— Идет дождь. Я гуляла, — отчеканила Джуд, проводя ладонью по мокрым, потяжелевшим волосам. Ободок потерялся где-то по дороге. — Ничего удивительного. Так я получу выпивку или нет?

— Разумеется, получишь. Твое любимое вино. Присядь у камина, погрейся. Я принесу полотенце. Подсушишь волосы.

— Я не хочу сидеть у камина. Не хочу полотенце. Я хочу виски, — с вызовом заявила Джуд и хлопнула кулаком по стойке бара. — Здесь!

Ее глаза все еще навевали ему мысли о морской богине, охваченной сейчас жаждой мщения. Он медленно кивнул:

— Как скажешь.

Эйдан достал невысокий широкий стакан, плеснул на два пальца «Джеймисона». Джуд схватила стакан и опрокинула в себя виски, как воду. Дыхание перехватило от неожиданного пламени, обжегшего грудь. Глаза увлажнились, но все также горели огнем.

Как мужчина, умудренный жизненным опытом, Эйдан даже не моргнул.