– «Странник».

– Сначала доешь.

Перепелки, которые и вправду сложно испортить. И пироги с мозгами… не так и плохо на вкус, как оно звучит. Седло барашка в клюквенном соусе… стерлядь с черным сыром…

Брокк ест. Король ждет, вертит в пальцах все тот же бокал и к вину не притрагивается. А потом, отставив, велит:

– Идем. – Стальной Король все еще пользуется тростью, однако хромота его едва заметна, да и сама трость – Брокк понимает это внутренним чутьем – является скорее данью привычке, нежели необходимостью. – Огонь возьми.

И оленья голова, неудобная, тяжелая, оказывается в руках Брокка. Король подходит к гобелену, на котором загнанный тур, накренив могучую голову, готов встречать охотников. И кольцо стальных псов, отрезав зверю путь к побегу, все же не спешит сжиматься.

Старая картина.

И старый дворец, строго хранящий тайны. Одна из них встречает Брокка запахом сырого камня и древнего, источенного дерева. Лестница ведет вниз, ступеньки ее круты и высоки. Сполохи огня скользят по неровным стенам. Широкие балки вырастают из камня, словно сдерживая его, желающего сомкнуться, раздавить наглецов, что дерзнули заглянуть на изнанку дворца.

Ниже.

И еще ниже. Гулкие шаги. И мягкое касание трости, которая отсчитывает ступеньку за ступенькой. Спуск бесконечен, и все-таки Король останавливается.

– Надеюсь, нет нужды повторять, что ты ничего не видел, мастер?

Брокк кланяется. Он будет молчать.

Дверь. И высокий порог, белый свет газовых фонарей, которые вырастают из стен через каждые два шага. Слепят.

Дышать тяжело.

Протяжно гудит мотор, прокачивая воздух сквозь узкие трубы воздуховодов. Мерцают пленки силовых коконов.

– Некогда здесь были подвалы. Королевская тюрьма для… особых узников, которых нельзя было отправить в тюрьму обыкновенную. Мрачноватое место… давно уже не использовалось. И когда встал вопрос о том, где работать со «Странником»…

…он стоял на постаменте. Почерневший полусгнивший корабль, разобранный на части. Вдоль стены вытянулись останки мачт. И лохмотья парусов повисли на камне гнилыми гобеленами. Остов, деревянный, сохранивший отчего-то цвет белый, костяной и тем выделявшийся средь черноты. Трехзубый якорь…

– Обрати внимание. – Король остановился у массивного железного зверя, длинноствольного, заросшего коростой ржавчины. Рядом возвышалась гора из чугунных шаров. – Это, судя по всему, оружие…

– Огнестрельное оружие, – уточнил господин в грязных миткалевых штанах и тапочках на босу ногу. Его рубашка, тоже не отличавшаяся чистотой, была расстегнута, а подтяжки съехали на локти, и господин держал руки согнутыми, словно опасаясь, что если опустит их, то останется без штанов.

– Мастер, познакомься. Это Вигдор, отец моей дорогой супруги…

– Огнестрельное, – повторил Вигдор, взъерошив седые, коротко остриженные волосы. – И смею вас уверить, шагнувшее куда дальше примитивных пороховых зарядов, которые время от времени появлялись и у нас…

– Появлялись и?..

– И не получали распространения. – Король сдержанно улыбнулся. Он присел, глядя в узкое, заросшее морской солью и известью рыло оружия. – «Странник» – гость… опасный гость из иного мира. И привез он опасный же подарок.

– Которым вы собираетесь воспользоваться.

Он не стал отрицать, но повернулся к Вигдору, который тихо произнес:

– В трюме нашли тела… некоторые были погружены в бочки с воском. И сохранились хорошо… настолько хорошо, что, вероятно, удастся выделить возбудителя. Кроме того, имеются и иные материалы…

Вероятно, речь идет о длинных узких столах, что протянулись вдоль дальней стены. И о коробках, белых покрывалах и черных костях.

– Не стоит, мастер. – Вигдор не позволил приблизиться к ним. – Вы сегодня выйдете в город…

…и как знать, не вынесет ли на руках древнюю заразу.

Присмотревшись, Брокк заметил, что кости, и коробки, и сами столы покрывает жемчужная пленка энергетического колпака.

Разумная мера.

– Идем, мастер. Оставь эту ношу другим.

Король вышел в другую дверь.

– Единственно, придется принять душ. Сам понимаешь, мне бы не хотелось допустить утечку.

Вода пахла химией. Кожу стянуло, а во рту поселился мерзковатый привкус металла. Одежда, оставленная по другую сторону двери в узком, холодном предбаннике, была несколько велика.

– Твою вернут после обработки. – Король затянул шнуровку на рубашке. – И еще, мастер, если хочешь что-то сказать, то говори. Разрешаю. Пока разрешаю.

– Вы и вправду… выпустите чуму?

– Не знаю. Такой ответ тебя устроит? – Опершись на трость, Король поднялся. – Эту войну начнем не мы, но… если ей суждено случиться, то мы будем воевать. Любым оружием, мастер.

– Сколько погибнет?

Брокк знал ответ. Тысячи. И сотни тысяч.

– А сколько останутся живы? – спросил Стальной Король, во взгляде которого была безмерная усталость. – После того как этот город поглотит прилив. Сколько встанут и скажут, что время нашей власти иссякло? Наше время, мастер. И потребуют уйти вслед за альвами. Боюсь, мы подали дурной пример.

И без короны, без мантии и порфиры он выглядел Королем, что было страшно.

– Возможно, я чудовище, но… я буду защищать свою семью любыми средствами.

Как ни странно, Брокк его понимал.

Белые фрезии и ветвь аспарагуса. Ель. Можжевельник, украсившийся черными бусинами ягод. Остролист. И ленты. Ужин вдвоем. Кейрен, задумавшийся и в этой задумчивости грызущий вилку.

– Поранишься. – Таннис подперла ладонью подбородок и смотрела на него.

Забавный.

И родной.

Снова вечер и снова для двоих, который уже кряду. Он возвращается рано и приносит цветы, очередной букет или венок, а с ним – бархатную коробочку.

– Мне захотелось сделать подарок. – Кейрен оставляет коробочку на столе и отступает, наблюдая за Таннис. Ей хочется радоваться подаркам, но… тонкий лед прогибается под ногами.

Таннис слышит треск. И его ложь, пусть не произнесенную вслух, но меж тем явную. Она так боится задавать вопрос, поскольку ответ предопределен. И, открывая коробочку, радуется, только Кейрен тоже остро чувствует притворство и просит:

– Оставь.

Оставляет… и этих коробочек собралась уже дюжина. Серьги с зеленым хризолитом… он забыл, что у Таннис не проколоты уши. И хризолитовый же браслет… ожерелье из янтаря. Янтарь ей нравится, и, оставаясь одна, Таннис берет ожерелье в руки. Металл обвивает запястье, холодный, что змея, а Таннис гладит широкие звенья, пока камень не согреется ее теплом.