от яркого света, который резанул ей глаза после темноты, испуганно села, не понимая, что происходит. Она, конечно, слышала сквозь сон выстрелы, но не знала, что это такое, и не могла понять, кто ворвался к ней в палату.

– Алмагуль, деточка моя, доченька… – Нариман быстрым привычным движением поставил автомат на предохранитель и отставил его к тумбочке, потом взял перебинтованную руку дочери и намеренно сжал, надеясь, что боль скорее вернет ей осознание того, что произошло. Но она то ли от боли, то ли от чего-то еще руку вырвала и спросила с удивлением:

– Кто вы? Что вам от меня нужно?

– Ты меня не узнаешь? Доченька! Я твой папа…

– Папа? – переспросила Алмагуль. – Папа сейчас далеко. Вы чужой человек, который хочет выдать себя за моего папу. Я чувствую, что вы чужой человек. Чувствую… Мой папа добрый… Вы не он.

– Доченька… Доченька… – только и мог выговорить эмир Волк.

Он осознавал, что за его спиной стоят его моджахеды, перед которыми он должен не только казаться, но также и быть храбрым, неумолимым, жестким человеком. Он не хотел, чтобы они видели его слабость, а он сейчас чувствовал себя именно слабым и беспомощным перед дочерью, как недавно чувствовал сомнение и слабость перед матерью.

Волк обернулся, желая потребовать от своих бойцов, чтобы они вышли из палаты, но увидел, что дверь распахнута, а на пороге стоит с автоматом худощавый человек в больничном халате и водит стволом, не зная, на кого его навести. Эмир Волк понял, что это один из больных, потому что через расстегнутый больничный халат у него виднелась перевязка, идущая поперек груди и через плечо.

– Беги, Мухаммед! – крикнула Алмагуль. – Они убьют тебя! Беги!

И Волк понял, что перед ним старший лейтенант полиции Мухаммед Даниялов, тот самый старший лейтенант, из-за которого пострадала его дочь. Эмиру казалось, что этот «мент» должен бояться встречи с ним. Но Нариман не видел страха в его глазах, которые уже не искали цель, а смотрели прямо на него. И Нариман серьезно сказал, шагнув в сторону все еще распахнутой двери:

– Я эмир Волк, отец Алмагуль, и я сейчас убью тебя, старший лейтенант. Как приказал своим снайперам убить твоих помощников, сержанта и младшего сержанта.

– Так это ты приказал их убить! – воскликнул Даниялов. – Ты приказал им стрелять в свою дочь! Ты не отец! Ты подлец!

Он поднял ствол автомата и навел его на эмира. Эмир видел, что предохранитель находится в нижнем положении. Значит, оружие готово к стрельбе. Но в этот момент старый Абдул-Меджид показал, что реакция у него еще оставалась прежняя. Он шагнул вперед и, когда старший лейтенант нажал на спусковой крючок, закрыл эмира Волка собой. Очередь показалась Нариману Бацаеву очень длинной. Тогда он сделал то единственное, что должен был сделать. Увидев простреленное горло, он швырнул тело престарелого тренера прямо на ствол автомата старшего лейтенанта и резко шагнул назад к своему отставленному оружию. Он успел опустить предохранитель, поднять ствол и даже нажать на спусковой крючок. Но заметил в последний момент, что Мухаммед Даниялов смотрит не на него, а на кровать. Раздались еще две очереди, теперь в спину старшему лейтенанту – стреляли Нажмутдин и Абубакир. Эмир Волк посмотрел на дочь. Пуля прошла, похоже, насквозь через горло Абдул-Меджида, но полетела не в потолок, куда должна была попасть, и даже не в стену, а срикошетила о шейную кость и попала прямо в сердце девушке. Алмагуль умерла сразу.

Глава пятнадцатая

Выпили еще по сто грамм, не чокаясь, как и положено на поминках. Отдельный стакан с водкой стоял на столе, покрытый по обычаю кусочком хлеба – как и полагается, для Анисимова. Хотя Сережа, насколько знал Одуванчиков, не пил вообще из принципа. Даже поминая друзей, не пил и не курил.

– Может, еще за водкой сбегать? – предложил лейтенант Громорохов. – Что скажешь, командир? Я мигом сгоняю.

– Отставить пьянку! – распорядился капитан Одуванчиков. – А то скоро музыку запросишь и дневальному прикажешь баб доставить.

Капитан отошел от стола, сел на свою кровать, вытащил из кармана смартфон и положил его на подушку. Телефон сразу зазвонил. Определитель показал номер Александры.

– Еще раз здравствуй, – сказал Василий Николаевич и глянул в окно. – Добрый вечер, хотя он и не совсем добрый. По крайней мере, не для всех.

– Что-то не так? – спросила она.

– Все не так. Но это временно. Я себе поставил задачу найти убийцу Анисимова. Главного, не того, который стрелял, а того, по чьему приказу. И сейчас вот думаю, что бы еще предпринять… Ты просто так звонишь или случилось что-то?

– Ты выпил, что ли?

– Двести грамм. Помянули с офицерами Серегу. А ты запах чувствуешь через трубку?

– Чувствую, – сказала Александра серьезно. – Больше не пей… А мне воспитательница в садике Ивана отдавать не хотела. Даже за заведующей ходила. Та стала в больницу звонить. Ей там сказали, что Валентину госпитализировали. После этого заведующая стала звонить в штаб бригады. Там ей сказали, что старший лейтенант Анисимов – в командировке в районе боевых действий. Что убит, не сказали. Но уже одного того, что он в командировке, хватило, чтобы мне отдали Ванечку. Только заведующая мой паспорт зачем-то сфотографировала. Все заполненные страницы и с фотографией, и с регистрацией по месту жительства, и с регистрацией брака, и даже с группой крови.

– Это ты зря разрешила. Сейчас мошенников развелось море. Получит по фотографиям из паспорта кредит на твое имя – я потом не расплачусь. Или продаст их кому-нибудь.

– По-другому Ванечку не отдавали. А так он вот сидит у нас на кухне, рисует что-то. Войну, что ли… Я ему на диване постелила. Обещал сказать, когда спать захочет. Говорит, что дома поздно всегда ложится… Но я теперь из-за кредита спать не буду! Всю ночь буду думать. Ты же меня знаешь, зачем так сказал?

– Чтобы ты в следующий раз внимательнее была, не поддавалась. Ладно. Думаю, со стороны заведующей садиком это мера безопасности. Она же тебя не знает?

– Не знает.

– Ну, вот видишь… А кому попало они ребенка отдать не могут. Мало ли кто ты такая? Может, ты похитительница детей! Страшный и жуткий маньяк!

Александра засмеялась в трубку:

– Наверное, похожа. Я же без тебя даже не крашусь. Считаю, не для кого.

– И этим меня радуешь, – ответил командир разведроты. – Ладно. Мне кто-то на второй номер дозвониться пытается. Не унывай. Занимайся ребенком.

Номера его второй сим-карты никто в сводном отряде не знал, и никто дозвониться капитану не пытался,