– Работа не выполнена, – сказал Зимин вместо приветствия.

– А я виноват? – окрысился пассажир. – Вы же сами...

– Ты не понял, – перебил его Зимин. – Это не упрек, а констатация факта. С тем ментом ты поступил правильно. Он нам мешал. Если бы ты сделал дело при нем, он бы непременно заинтересовался, начал бы вынюхивать... В общем, все случилось, как случилось, и твоей вины тут нет. Но работа-то так и осталась невыполненной! Это надо бы исправить.

– Не вопрос, – сразу успокоившись, заявил пассажир. – Будут бабки – будет и работа.

– Какие еще бабки? – удивился Зимин. – Я же тебе заплатил!

– А мент, значит, бесплатно? На общественных началах?

– Хорошо, – поколебавшись, согласился Зи мин. – За мента накину пятьдесят процентов.

– Сто, – сказал пассажир. – По совести сказать, за него надо было попросить вдвое больше. За риск, типа.

– Побойся Бога, – сказал Зимин.

– Кого? В общем, я свое слово сказал. Останови, командир, я выйду. Останови, говорю, машину! Сам за пятьдесят процентов работай, понял?

– Не ори, – сказал Зимин, кривя рот. – Получишь ты свои бабки, получишь. Но – после дела.

– Половину вперед, – возразил пассажир.

– Сволочь, – сказал Зимин, остановил машину и полез в карман.

– Не без того, – весело согласился его собеседник, наблюдая за тем, как он вынимает из кармана тугой бумажный цилиндрик и освобождает его от аптекарской резинки. – Все мы немножко лошади, как сказал поэт Владимир Маяковский.

Зимин хмуро покосился на знатока поэзии, развернул тугой рулон, отсчитал несколько купюр и протянул их пассажиру. Купюры так и норовили сами собой свернуться в трубочку, и, прежде чем переправить деньги во внутренний карман куртки, пассажир тщательно разгладил их на колене, потом сложил пополам и для верности провел ногтями по сгибу. Зимин опять скривился: он терпеть не мог, когда деньги сгибали пополам, мяли, комкали, сворачивали в трубку и вообще обращались с ними как с туалетной бумагой.

– Будь здоров, командир, – весело попрощался пассажир. – Встретимся как обычно?

– Да, – сказал Зимин, и пассажир ушел, напоследок сильно хлопнув дверцей.

Зимин запустил двигатель и поехал домой, постепенно успокаиваясь и приходя к выводу, что для делового, целеустремленного человека даже первое января не может служить непреодолимой преградой на пути к намеченной цели.

Адвокатская контора Андрея Никифоровича Лузгина располагалась в центре, неподалеку от Никитских ворот, и уже одно это обстоятельство указывало на то, что дела у Андрея Никифоровича идут недурно. Юрий с первого взгляда оценил и строгую красоту металлической вывески, и стоивший немалых денег интерьер, и даже ослепительную улыбку секретарши, дамы хоть и не молодой, но являвшей собой великолепный образчик достижений современной пластической хирургии и стоматологии.

Никакой очереди в приемной не было, но, войдя туда, Юрий столкнулся с только что покинувшим кабинет посетителем, представительным и богато одетым мужчиной предпенсионного возраста. Секретарша спросила у Юрия, как о нем доложить, попросила подождать и удалилась в кабинет, слегка покачивая стройными бедрами. Судя по всему, контора адвоката Лузгина работала, как швейцарские часы – негромко, четко и с предельной точностью. Это было хорошо.

Юрий опустился в просторное кожаное кресло рядом с заваленным пестрыми журналами столиком. В приемной играла негромкая музыка, хорошо пахло, все вокруг радовало и успокаивало глаз – словом, было направлено на то, чтобы ожидание не показалось клиенту тягостным. Впрочем, ожидания-то не получилось, потому что дверь кабинета отворилась, и Юрий снова увидел секретаршу.

– Входите, пожалуйста, – сказала она, улыбаясь Юрию, как долгожданному и в высшей степени приятному гостю, – Андрей Никифорович ждет.

Юрий вошел в кабинет, обставленный строго и со вкусом. Здесь было много кремовых панелей, красного дерева и книг. Книги, толстые фолианты в тисненных золотом переплетах, занимали всю стену за спиной Андрея Никифоровича, создавая прекрасный фон для его сухопарой фигуры и аккуратной головы с зализанной прической. Сам Андрей Никифорович, вопреки ожиданиям Юрия, оказался человеком отнюдь не пожилым, никак не старше тридцати пяти лет, с широкими плечами, спортивной фигурой, сухим умным лицом и проницательными серыми глазами. Одет он был превосходно и очень строго, улыбался умно, тонко и весьма доброжелательно и вообще производил самое располагающее впечатление. Он предупредительно поднялся Юрию навстречу, протянул через стол сухую крепкую ладонь, предложил садиться, курить и вообще чувствовать себя как дома.

– Кофе не хотите? – как-то очень по-домашнему спросил он. – Я бы, с вашего позволения, выпил чашечку. Не присоединитесь?

– С удовольствием, – сказал Юрий. Устоять перед обаянием Андрея Никифоровича было трудно, да и кофе у него, судя по интерьеру, должен быть отменным.

– Зинаида Александровна! – почти не повышая голоса, позвал адвокат, и на пороге немедленно возникла секретарша.

В руках у нее был серебряный подносик, а на нем – две чашки, серебристый кофейник, сахарница, сосуд со сливками и прочие причиндалы, необходимые для грамотного употребления волшебного напитка. По кабинету сразу поплыл щекочущий ноздри аромат, и Юрий понял, что не обманулся в своих ожиданиях. Но какова секретарша! Что это – телепатия или просто отличная дрессировка?

Разлив кофе по чашкам, секретарша забрала поднос и ушла, мягко постукивая каблучками.

– Ваше здоровье, – с самым простецким видом сказал Лузгин, салютуя Юрию чашкой.

Кофе и впрямь оказался отменным, особенно в сочетании с сигаретой.

– Ну-с, – сказал адвокат, чередуя аккуратные глотки с короткими неглубокими затяжками. – Изложите, пожалуйста, суть вашего дела.

Тон у него был полушутливый, но глаза смотрели очень внимательно. Под этим оценивающим взглядом Юрий слегка растерялся.

– Даже не знаю, с чего начать, – сказал он.

Лузгин аккуратно, без стука поставил чашку на блюдце и промокнул твердый рот белейшим носовым платком.

– Давайте сразу договоримся, Юрий Алексеевич, – сказал он, – чтобы избежать недоразумений в дальнейшем. Адвокат – это в некотором роде тот же врач, и в разговоре с адвокатом, как и в разговоре с врачом, надлежит быть предельно откровенным. Ни слова из того, что вы скажете, не выйдет за стены этого кабинета. Такова наша профессиональная этика. Конечно, верить или не верить – дело ваше. Н-но... Какая-нибудь мелочь, которую вы решите утаить в силу присущей вам скромности или каких-либо иных причин, может оказать самое неожиданное влияние на исход дела. Это опять же как с врачом. Вы его вводите в заблуждение, он ставит вам неправильный диагноз, и в результате вас лечат от простуды, в то время как у вас перелом ключицы или, простите, геморрой. А посему вопрос ваш можно разрешить очень просто: либо начните с начала и изложите суть дела по порядку и по возможности самым исчерпывающим образом, либо давайте сразу же расстанемся. В этом случае я с вас даже денег не возьму – кофе здесь подают бесплатно.