– Ну? И как бы ты это назвала? – поинтересовался Ваня, сыто вздохнув и расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке.

– Плов с яйцами без моркови и мяса, зато с сыром.

– Хреновый из тебя креативщик, – скис Красков. – Длинно и никакой фантазии.

– О’кей, – Таня даже не стала спорить: после долгого дня, хлороформа и похищения на полет фантазии ее организм был неспособен. Максимум – по-пингвиньи похлопать крылышками по лоснящимся бокам, переваливаясь с ноги на ногу. – Тогда «ризотто по-деревенски».

– Ризотто… – Ваня хмыкнул. – Ничего так, стильно. Тем более я не всегда кладу туда яйца. Иногда рыбную консерву, иногда тушенку… Как пойдет. Творческий, знаешь ли, процесс.

Нет, в шеф-повара ему точно путь заказан, это Таня поняла отчетливо, хотя ее мозг, получив нужную дозу углеводов, уже выключил свет, задернул шторку и повесил табличку «не беспокоить». Тане хотелось еще спорить или, во всяком случае, вести себя с хладнокровием и достоинством пленного офицера, чтобы Красков не решил, будто может похищать ее когда вздумается. Но для этого она слишком устала, ее отчаянно клонило в сон. То ли сытный ужин, то ли свежий воздух и приятный запах древесины так на нее подействовали – Таня не знала. И как ни старалась придумать язвительное замечание, не могла. Только осоловело моргала и все силы прикладывала к тому, чтобы не отрубиться прямо за столом.

– Ладно, пойдем в постель. – Красков собрал тарелки и поднялся из-за стола.

Таня вздрогнула, сонливость как рукой сняло.

– Что?! Я не буду с тобой спать! И уж точно не за ризотто!

– А за что будешь? – Ванины губы растянулись в дьявольской усмешке.

– Не в этом смысле! Я вообще не буду! – Таня вскочила и попятилась к двери, выискивая взглядом предмет потяжелее.

– Да успокойся ты, я шучу. Я женщин не насилую.

– Ага, и не бьешь. – Таня обхватила себя руками. – Только вырубаешь и вывозишь в лес. Настоящий джентльмен!

– Ты первая начала, – пожал плечами Красков, бросил тарелки в посудомойку и подошел к Тане. – В тот момент, когда ты заперла меня в подсобке, ты превратилась из женщины в соперника.

– А зачем тогда было целоваться?

– Что поделать… Вот такой у меня сексуальный соперник. – Ванин взгляд потеплел, и на мгновение Тане показалось, что он хочет заправить прядь волос ей за ухо, погладить по щеке и поцеловать, но Красков отстранился и, как ни в чем не бывало, направился к лестнице. – Ты идешь?

– О, теперь ты спрашиваешь моего согласия… – съязвила Таня, чтобы он не принял ее замешательство на свой счет.

– Топай, а то будешь спать на диване.

Таня стиснула зубы, но за Красковым все же последовала. И почему ей так не везет с мужчинами? Никто не воспринимает ее всерьез! Один постоянно читал лекции о том, что она ведет себя как маленькая девочка, другой – бросил в машину, притащил к черту на кулички и теперь разговаривает с ней в духе «не будешь слушаться – оставлю без сладкого». Ну ничего. Вот завтра она проснется, как только рассветет, еще до того, как Красков успеет продрать глаза. Осмотрится, продумает план побега – и первым делом в прокуратуру. И потом, растоптав Байгозина на «Синтезии», непременно навестит Ваню в СИЗО. Принесет ему сухарей и рассмеется в лицо.

– Вот, чистое белье я постелил. – Он толкнул одну из дверей на втором этаже и щелкнул выключателем. Таня увидела широкую деревянную кровать и комод. Вроде – аскетично и скучно, если бы не цветастое лоскутное одеяло, которое удивительным образом делало скупую холостяцкую обстановку по-домашнему уютной. – Если захочешь помыться, – он вытащил полотенце из ящика комода, – душ и туалет за дверью. Горячая вода есть. Только бумагу в унитаз не бросай, у меня септик.

– А ты где будешь? – Таня задумчиво покосилась на полотенце: горячий душ был бы сейчас кстати, но раздеваться в доме этого маньяка, зная, что поблизости ни единой живой души, не хотелось.

– Боишься спать одна? – Ваня изогнул бровь, истолковав ее вопрос превратно. – Могу и тут лечь, никаких проблем. Если ты не храпишь, конечно.

– Господи, какое же ты чудовище! – с чувством произнесла она, закатив глаза.

– Стараюсь, – польщенно ухмыльнулся он. – Не парься, я лягу внизу, спецом диван заказал. Другие комнаты еще не успел обставить. И подглядывать за тобой не буду, если ты об этом. Ну… – Он окинул ее взглядом и подмигнул: – Скорее всего.

– Отлично! – фыркнула Таня. – Буду спать в одежде.

– Как хочешь. Только туфли отдай.

– Что?.. Зачем?! – Она сделала шаг назад. – Это что, у тебя фетиш такой?

Красков раздраженно закатил глаза.

– Нет, я сам виноват, – вздохнул он. – Еще когда на работу устраивался, подумал: чокнутая какая-то баба, ну на фиг. Но зарплата, ипотека… Черт бы ее подрал.

– Это я-то чокнутая?!

– Ну а кто? То ты на Байгозина надышаться не можешь, то вдруг решила его танком раскатать. Горе тому мужику, кого ты полюбишь по-настоящему, потому что накосячит – и все. Кирдык. – Он мотнул головой, будто пытаясь избавиться от неприятных мыслей. – Знаю, ты меня все равно сейчас не услышишь, но я скажу. Я не маньяк и не извращенец. Привез я тебя сюда, чтобы ты не сорвала «Синтезию». И хочешь верь, хочешь нет – это для твоего же блага. А туфли мне твои нужны, чтобы ты ночью никуда не сбежала. Ферштейн?

Таня какое-то время смотрела на Краскова, сердито сопя, потом, не произнеся ни слова, сняла туфли и сунула их ему. Пусть подавится. Нашелся тоже, самый умный и уравновешенный. Для ее же блага! Забота восьмидесятого уровня. Если уж кому горе и кирдык, то исключительно той женщине, которую Ваня полюбит по-настоящему. Этот от любви может и в кандалы заковать, а кормить через капельницу, чтобы вилкой не поранилась.

– Спокойной ночи, – кивнул Красков и исчез за дверью, а Таня еще долго прожигала взглядом то место, где он стоял. И твердо пообещала себе: с первыми лучами солнца она выберется отсюда, даже если придется идти до Москвы босиком, и вот тогда ее похитителю не поздоровится.

Таня честно собиралась встать как можно раньше, полагаясь на биологические часы. Да, глупо было рассчитывать на что-то без будильника, но, во-первых, она и без того привыкла просыпаться рано, мама с детства называла ее жаворонком, а во-вторых, всегда плохо спала на новом месте. Сколько ни ездила с Байгозиным по городам, какие бы комфортабельные отели ей ни попадались, всегда ворочалась и радовалась рассвету, потому что больше не надо было метаться под чужим одеялом и выжимать из себя хоть капельку сна для приличия.

Однако этой ночью, едва коснувшись головой подушки, Таня отрубилась так крепко, что никакие внутренние часы, никакой синдром жаворонка не помогли ей сдержать обещание, данное накануне самой себе.

Ей снилось, что она крадется из дома Краскова посреди ночи, лезет через забор и попадает в глухой лес, чащу с буреломом. Продирается через сухие колючие ветки, выходит на пустынную трассу, ищет людей – и никого не находит. Даже заправка – и та заброшенная. Зато там, у заколоченной кассы, стоит старый убитый мотоцикл. Таня садится на него, заводит, тот громогласно урчит, но отчего-то не трогается с места.