правую руку с большей силой и мощью, чем за всю ночь. "Вот оно!" Он хлопает и возвращается ко мне. "Отличная работа, принцесса".

Он одаривает меня узкой улыбкой, и я съеживаюсь под его пристальным взглядом. Я пытаюсь отмахнуться от него и спрашиваю: "Завтра в то же время?"

"Увидимся". Он с ухмылкой щелкает подбородком. Когда я начинаю уходить, он усмехается: "Может быть, в следующий раз тебе удастся нанести удар…"

1 Я быстра и сильна, как он меня и учил, поэтому я кручусь на пятках и бью кулаком ему в скулу. От удара его голова мотается из стороны в сторону. Он выпрямляется, в его глазах горит жар, от которого у меня сводит живот.

"Приятное ощущение, не так ли?" Его глаза темнеют, и он делает шаг ко мне. "Сделай это еще раз".

Я пытаюсь отмахнуться от него, закатывая глаза и качая головой.

"Сделай. Это." Он повторяет, и в его глазах появляется голод, который взывает ко мне.

" Зачем?" Я недоверчиво смотрю на него, пока он продолжает двигаться ко мне, прижимая меня к верстаку.

"Потому что я это заслужил. А теперь ударь меня, мать твою". Его слова проникают в душу, и я ищу в его глазах уловку или ловушку. Но все, что я вижу в ответ, — это тот же голод, что и раньше, но на этот раз я понимаю его.

Я надавливаю на его грудь, заставляя его сделать несколько шагов назад, чтобы я больше не оказалась в ловушке. Мой кулак сжимается, болит от первого удара, и я смотрю на красный синяк, уже образовавшийся вокруг его глаза. Он беззвучно умоляет меня, и я, как в какой-то хреновой версии парной терапии, даю ему то, что он хочет: Кулак в челюсть. В висок. По щеке.

С каждым ударом он выпрямляется и выглядит готовым к новым, как будто я не сделала даже трети того наказания, которое, по его мнению, он заслужил.

Я поворачиваю шею из стороны в сторону и пытаюсь снова сжать кулак, но вздрагиваю, костяшки пальцев и сухожилия болят. Он берет мою руку и нежно массирует ладони. "Я куплю тебе перчатки для следующего раза", — говорит он со слабым смешком.

Между нами какая-то странная энергия, как будто я сделала ему подарок, а ему нечего дать мне взамен. Я сглатываю неприятное ощущение и пытаюсь пошутить. "Ты собираешься рассказать людям, что тебя избила девушка?"

"Неа." Он качает головой, смотрит вниз и прикусывает губу. Его глаза снова поднимаются на меня. "Мне надрали задницу, но я это заслужил". Он подмигивает и целует мои красные и распухшие костяшки пальцев.

Его губы словно атлас прижимаются к моей горячей коже, и я уже собираюсь наклониться для поцелуя, когда он отстраняется. "Я больше не буду тебя задерживать". Он отпускает мою руку и отходит.

"Я больше не чувствую себя такой усталой", — шучу я, но все равно ухожу. Когда я уходила, то заметила что-то на скамейке. "Это что, проектор?"

Я подхожу, беру его в руки и проверяю. "А он работает?"

"Да, вроде бы".

"Круто, ну, спокойной ночи". Я ухожу, уже воодушевленная и думающая о том, как превратить сарай в домашний кинотеатр в деревенском стиле.

Вернувшись в дом, я решаю принять душ, немного попотев в боксе, и приступаю к своей минимальной ночной процедуре. Я никогда не любила долгие процедуры, но, взяв с собой на ферму всего лишь небольшую сумку с туалетными принадлежностями, она стала еще короче.

Когда я заканчиваю, Финна все еще нет. Надеюсь, он не собирается снова спать в своем грузовике. Я знаю, что только что выбила из него все дерьмо, но он сам сказал мне об этом, и я думаю, что для него это, вероятно, было большим катарсисом, чем для меня.

Я нахожу в холодильнике пакет с кукурузой и несу его ему, как бы предлагая мир. Когда я выхожу на улицу, боковая сторона большого дома освещена светом индиго. Я поворачиваю за угол и чувствую, как мой желудок опускается, а сердце делает кувырок.

В грузовике Финна все завалено одеялами, вязаными пледами и подушками. На краю стоит старый металлический походный фонарь, а с бокового зеркала свисает нитка рождественских огней. На крыше кабины — проектор, направленный прямо на широкий белый бок большого дома.

Я смотрю на эту ветхую конструкцию и чувствую, как по телу разливается тепло, словно пью горячий сидр зимней ночью. "Финн?" зову я.

Он выходит из глубины гаража с испачканным маслом брезентом в руках. Я смотрю на него, потом на грузовик и на все остальное. Он полупожимает плечами. "На случай, если ты не сможешь заснуть".

Он бросает брезент на прожекторы и идет ко мне. "Ты сказала, что не устала". Он кладет руку мне на бедро и притягивает меня к себе.

Я пожевала щеку, не зная, что сказать. "У меня нет слов… и, честно говоря, я немного беспокоюсь о пожароопасности". Я прохожу мимо него и отбрасываю промасленную тряпку в сторону от прожектора. "Зачем это было нужно?" Я смеюсь.

"Ну, не знаю, для атмосферы, что ли?"

"Это объясняет полусветящуюся нитку рождественских огней".

"Я включил их в розетку, и половина лампочек перегорела".

"Понятно…" Я киваю, пытаясь сдержать улыбку. "Так на что мы смотрим?"

Его глаза загораются от моего вопроса, а рот пляшет в дьявольской улыбке, прежде чем я с криком перекидываюсь через его плечо. "Финнеас!"

Он усаживает меня на багажник и вскакивает рядом со мной. "Ты видела Рокки?"

"Кажется, это уместно". Я заползаю обратно в гнездо из одеял, и меня охватывает мягкое чувство комфорта, когда он ставит фильм и нажимает кнопку воспроизведения.

Финн устраивается рядом со мной, прижимая меня к себе, и я кладу голову ему на грудь. Начинаются вступительные титры, звук старый и царапающий, как винил. Он едва ли громче хора сверчков и лягушек.

Небольшой порыв ветра задувает в гараж, и Финн притягивает меня ближе, складывая одеяло на наших коленях. Он гордо прижимает к щеке принесенный мной пакет с кукурузой, словно это трофей. Раздается небольшой хлопок, и, когда я оглядываюсь на нас, остальные рождественские огни гаснут. Финн бросает на меня взгляд, говорящий "ну, я старался", и возвращается к игре с моими мокрыми волосами.

Наверное, я устала больше, чем думала, потому что не успела я просмотреть и половины фильма, как мои веки начинают тяжелеть, и теплая грудь Финна с ритмичным биением его сердца кажется лучшей подушкой в мире.

Когда я погружаюсь в