Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы духовно стать ближе к Отцу и ваши воззвания были успешно приняты, нужно возвысить себя духовно. А для этого нужно подготовить себя по средствам физического очищения, дабы плоть не тяготила над духом. Именно для этого и были даны принципы чистого и нечистого. Так и возникло обрядовое очищение. Но со временем старцы добавляли одно за другим всё новые и новые ритуалы, которые перерастали в традиции.
Так в начале было только утреннее омовение. Затем были разработаны правила тщательного омовения рук для коэнов, которые совершали жертвоприношения в Храме. Фарисеи же перенесли эту традицию на весь народ, став требовать его неукоснительного исполнения. Соблюдая внешнее, они совершенно забыли о внутреннем. Расширяя русло, они забывают об углублении истоков. Ведь расширение берегов не сделает реку полноводнее, а только понизит её уровень.
В традиции, как таковой, нет ничего дурного. Вначале она считается полезной, затем необходимой, но со временем становится обременительной. Потому как ей заставляют поклоняться словно идолу. Но не этого желает Отец Небесный. Ведь пожертвования на Храм не выше исполнения заповедей.
Формальное соблюдение ритуала не требует от человека внутренней чистоты, отвержения от себя греха и покаяния перед Элохим. Оно позволяет человеку показать себя праведным перед всеми и самим собой, при этом не соблюдая саму духовную основу закона. Поэтому, сие становится пустым, показным лицемерием, которое только вводит в заблуждение. Ритуалы важны, но только тогда, когда они приносят с собою духовное возрождение.
А когда заповеди человеческие возвышаются над мудростью Отца Небесного, тогда происходит падение и погибель.
Никогда не нужно забывать, откуда и что берёт своё начало и для чего это всё изначально предназначалось, тогда и не собьётесь с верного пути.
Они приближались к селению, граничащею с Галилеей, когда с каменистого холма, бегом спустилась женщина. По её виду было понятно, что она давно их ожидала, несмотря на ветер и солнце.
— Адон! Помилуй меня! Сын Давидов!
Разговоры сразу смолкли и только горестные крики доносились позади них.
— Помилуй меня! Адон! Сын Давидов!
— Помилуй меня! Сын Давидов!
Женщина шла за ними на расстоянии, не позволяя себе приближаться к ним ближе.
— Адон! Помилуй меня! Сын Давидов!
— Адон! Помилуй меня! Сын Давидов!
— Какой у неё пронзительный голос, — наконец не выдержав, поморщился Йехуда.
— Ну вот спокойствие и закончилось, — посмотрел вдаль Фаддей. — Добро пожаловать в родные края.
— Адон! Помилуй меня! Сын Давидов!
— Да как смеет эта Хананеянка обращаться к нашему равви? — недовольно высказался Шимон Канонит, сурово посмотрев на женщину. — Ведь хананеи с давних времён являются врагами Исраэйля.
— Если быть более точным, — обернулся назад Филипп. — То по одежде она скорее Эллинка. А родом видимо из этих мест. Так что она Сирофиникиянка.
— Адон! Помилуй меня! Сын Давидов!
— Всё одно. Это не даёт ей никакого права кричать на всю округу, оглашая нашего равви, — тоже возмутился Йаков Заведеев.
— И он правильно делает, что не отвечает ей, — кивнул Фома. — Именно так и должен поступать истинный иудей.
— Адон! Помилуй меня! Сын Давидов!
— Адон! Помилуй меня! Сын Давидов!
— Адон! Помилуй меня! Сын Давидов!
— Да что ж это такое-то? — не выдержал Пётр. — Уже и селение вот оно, а она всё никак не унимается.
Он ускорил шаг, догоняя Йешуа.
— Равви, отпусти её. Потому что кричит позади нас. Своими восклицаниями она соберёт толпу народа. Но это будут вовсе не иудеи, а язычники, которые и так к нам относятся с презрением.
— Не послан ли я к потерянным овцам дома Исраэйля? — всё это время Йешуа шёл задумчиво, отрешившись от происходящего вокруг. — Ведь не настало ещё время для иных. Поскольку ещё не все возможности были предоставлены для спасения сынов завета.
Так они и дошли до селения, но женщина не переставала взывать о милости к ней.
Войдя в дом, где они уже останавливались в самом начале своего путешествия, Йешуа утомлённо опустился на скамью. Йехуда отсчитал несколько монет хозяину и тот с радостью принялся готовить чашу для омовения усталых ног.
Женщина, в нерешительности потоптавшись на улице, наконец осмелилась войти в дом. Увидев учителя, она порывисто подошла к нему и простёршись ниц, обняла его пыльные наалаимы.
— Адон! Помоги мне! Окажи помощь свою!
— Поднимись, — устало посмотрел на неё Йешуа.
— Я знаю, что не заслуживаю этого, — подняла она своё заплаканное лицо. — Ведь у меня нет ни привилегий, ни заслуг по сравнению с твоими единоверцами. Я не имею права ничего от тебя требовать, но я молю не за себя, а за ту, что молить за себя не в состоянии. В дочь мою вселился демон и бесчинствует в ней яростно. Я испробовала все возможности, но всё тщетно. День и ночь приносила я жертвы Ваалу и Астарте, но, — тут она быстро оглядевшись, понизила голос. — У них сердце из холодного камня. В них нет ничего живого, — после чего она вновь перешла на обычный голос. — Я много слышала о тебе, а потом видела в Галилее, и признаю обетование данное иудеям. Прошу лишь о милости твоей на бедную дочь мою. Поскольку ты единственная надежда моя на этом свете.
После чего она вновь распростерлась ниц, обняв его ноги.
— Поднимись жено, — коснулся её плечей Йешуа. — Прежде всего позволяют насытиться детям. Потому как не есть хорошо взять хлеб у детей и бросить его щенкам. Хотя бы и домашним.
Женщина подняла своё лицо, по которому стекали слёзы. В её взгляде не было оскорблённого самолюбия, оно выражало только нестерпимую душевную боль.
— Это так адон. Но и щенки после трапезы, едят крохи от детей, господ их. Я прошу не целый хлеб и не его драгоценный кусочек, а всего лишь кроху от него, в которой я так отчаянно нуждаюсь. Кто осознаёт, что он ничего не заслуживает, тот бывает благодарен и совершенно малому, выпавшему на долю его.
— О женщина. Велика вера твоя. Она была подвергнута испытанию и не сломалась. Многие молятся, прося сиюминутного исполнения помощи, но когда она задерживается, то считают