Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но ответа он не услышал — зазвонил телефон оперативной связи. Сердюк снял трубку, и в кабинете отчетливо зазвучал голос Писаренко. Его просто распирало от радости.
— Анатолий Алексеевич, докладываю: на нашей улице намечается праздник! Он раскрылся! Комбинация заработала!
— Кто? Стельмах? Дудинец? — встрепенулся Сердюк, поддавшись его эмоциональному порыву.
— Стельмах!
— Василь Григорьевич, а ты не торопишь события?
— Нет! Фактура «железная»! — торжествовал Писаренко. — Вчера он полез к секретам по «Тополю», и это подтвердил не только наш человек, а и техника. Видеозапись у меня на столе.
— Весомый аргумент, против такого не попрешь, — согласился Сердюк.
Гольцев переглянулся с Кочубеем, на их погрустневших лицах все было написано. Писаренко со Стельмахом повезло больше, чем им. В негласном соперничестве двух отделов в розыске Гастролера удача оказалась не на их стороне. Писаренко не скрывал радости и торопился поделиться еще одной новостью:
— Анатолий Алексеевич, это еще не все! Стельмах срочно запросился в команду, послезавтра он вылетает в командировку к миротворцам в Абхазию, — выпалил он.
— Где он в прошлый раз «засветился» на контакте с поляком-ооновцем, — вспомнил Сердюк.
— Да! Я уверен, это американцы вытаскивают его на явку! Если следовать логике, то… — Писаренко уже было трудно остановить.
Сердюк отстранил трубку, то, что сейчас говорил Писаренко, для него не являлось новостью. Абхазия, победив в тяжелейшей войне войска Госсовета Грузии, постепенно оправлялась от нанесенных ей ран, и десятки тысяч россиян, а в последний год сотни иностранцев вновь потянулись в этот благословенный край. Вслед за ними в Абхазии появились разведчики из Турции и США. Осев под «крышами» различных фондов и исследовательских центров, они чувствовали себя как рыба в мутной воде. Местной, только вставшей на ноги, Службе государственной безопасности было не до них. У нее едва хватало сил, чтобы отбиваться от вылазок грузинских боевиков. А российские военные контрразведки разрывались между постами миротворцев, разбросанными в горах по восточной границе с Грузией.
Сердюк, не дослушав до конца, остановил Писаренко и спросил:
— Василий Григорьевич, ты что предлагаешь?
— Направить за Стельмахом опергруппу и подключить на месте отдел Быстронога.
— Я двумя руками «за»! Кого включим в группу?
Писаренко замялся и уныло ответил:
— Таких, кто хорошо владеет обстановкой в Абхазии, у меня нет. Но координатором, мой зам готов вылететь хоть сейчас и на месте организовать взаимодействие.
— Ох, хитер же Писаренко: на нашем горбу решил въехать в рай. Может, ему еще Стельмаха в наручниках… — не удержался от язвительного выпада Гольцев, но осекся под колючим взглядом Сердюка.
Тот сурово сдвинул брови и сухо ответил:
— Спасибо, Вася, за координатора, но у меня своих девать некуда.
Писаренко попытался еще что-то сказать, но Сердюк решительно отрезал:
— Раз у тебя нет людей, то Стельмаха в Абхазии мы берем на себя! С Градовым я согласую.
Положив трубку, он повернулся к Гольцеву с Кочубеем и спросил:
— Все слышали, надеюсь, объяснять не надо?
— Куда уж яснее. Когда выезжать? — поинтересовался Гольцев.
— Завтра! В Абхазию полетит Кочубей, он там почти свой.
— Я готов, Анатолий Алексеевич! Холостому недолго собраться — подпоясался и вперед, — загорелся Николай.
— Кого возьмешь в помощь?
— Майора Остащенко и, если позволите, капитана Салтовского?
— Справитесь вдвоем, без Салтовского! В твоем распоряжении будет отдел Быстронога. Надеюсь, не забыл такого?
— Как можно?! У меня с ним хороший контакт еще с прошлого года.
— На том и порешили! Вопросы есть?
Кочубей улыбнулся и спросил:
— Товарищ генерал, мне на этот раз как — под абхаза — работать?
Сердюк хмыкнул и спросил:
— А что, понравилось?
— Если на оперативные расходы подкинете, то жизнь как у Христа за пазухой.
— Ладно, Христос, командировку и деньги я беру на себя, только дело не завали! — закончил на этом совещание Сердюк.
Из его кабинета Кочубей вышел в приподнятом настроении: впереди ожидало многообещающее дело, и не важно, что номером один из пятерки подозреваемых оказался не «их ракетчик», а генштабист Стельмах. После неудач с Митровым и Оноприенко неожиданно свалившаяся служебная поездка в Абхазию, к которой он за годы командировок и отпусков прикипел душой, оказалась подарком судьбы. Там, в Стране Души, как ее называли сами абхазы, он находил то, чего порой не хватало в Москве.
Война с Грузией не ожесточила их. Они, не раз смотревшие смерти в глаза, познавшие горечь утрат и сладость победы, сумели сохранить верность дружбе и слову. Пожалуй, нигде так пронзительно, как в Абхазии, Николай не ощущал тепло этих простых человеческих чувств и отношений. Абхазы, русские, армяне, греки — те, кого в роковом августе девяносто первого циничные политики лишили Родины их отцов, а затем безжалостно бросили в пламя гражданской войны, по-прежнему продолжали говорить, думать и любить ту страну, которую многие уже поспешили стереть с карты земли.
— Господа! Наш самолет совершит посадку в аэропорту города Сочи. Просьба привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни безопасности! Температура воздуха в городе плюс 25 градусов… — объявила стюардесса.
— Двадцать пять?!
— Наконец, согреемся!
— А в Москве под ноль катит!
— Те, кто по морозам соскучился, пожалуйста, обратно!
— Лучше сразу на Чукотку, к Роме Абрамовичу, с ним всегда в плюсе!
Эта веселая разноголосица оживленной волной покатилась по рядам пассажиров рейса Москва — Сочи. Истомленные долгими холодами, они горели желанием погреться под южным солнцем и с головой окунуться в беззаботную жизнь черноморских субтропиков.
— Коля, ты остаешься? — бодрый голос Остащенко разбудил задремавшего Кочубея.
Широкоплечая под метр девяносто фигура коллеги нависла над ним. Веселая улыбка гуляла на добродушном лице, а в глубине карих глаз сверкали веселые искорки. Для Юрия, не привыкшего протирать штаны в душных кабинетах и «вылизывать» очередную докладную «наверх» или «шить бумагу» в «тухлое дело», нынешняя командировка после недавней шестимесячной в Чечне представлялась не более чем увлекательной прогулкой. Живая работа, в которой всегда находилось место для риска и экспромта, была ему в радость, и он отдавался ей всей своей широкой душой.