Я сдавленно выдыхаю, когда его ладони бескомпромиссно ложатся на мои бёдра, затем плавно задирают одежду и прижимают к паху.

Долохов ластится сзади, и я слышу уверенный шёпот на ухо:

— Лично я всё помню. А ты?

Он ещё спрашивает. Конечно, помню… Всё…

Мне хочется раствориться в этом моменте. Сердце переполняет непонятное счастье, а волна щемящей душу тоски укрывает с головой вперемешку с ликованием.

И вновь он трепетно касается моей кожи. И вновь нежные розовые лепестки ласкают мои губы, медленно-медленно спускаясь ниже. Скромно проводят прямую линию между грудей.

И вновь от ласковых касаний тепло устилает низ живота, а внутри всё скручивается в тугую пружину, и желание скорейшей разрядки затмевает всё. Коля нежно целует живот, уже успев стянуть с меня лишнюю одежду.

Всё так, как было в наш первый раз семь лет назад. Но тогда это было нежно и мило, медленно и сдержано. И вдруг всё мгновенно меняется.

Единственное подходящее слово, чтобы описать то, что происходит между нами — голод. Неудержимый, жгучий. Мужчина ненасытен. Он прикасается жадно, не в состоянии оторваться или полностью прервать контакт наших тел.

То медленно и невероятно нежно, но настойчиво он покрывает поцелуями мои плечи, шею и запястья. То втягивает в рот аккуратные пальчики, чуть посасывая и целуя подушечки. А у меня щемит сердце от этого. Я при всём желании не могу назвать откровенные ласки обычным сексом. Как будто для него это не просто физическая близость.

Не в силах больше ждать, я оплетаю руками мужскую шею, закидываю одну ногу Коле на спину и настойчиво притягиваю к себе.

— Хочу тебя, сил больше нет…

Мы смотрели друг другу в глаза, когда он резко толкнулся, проникая внутрь, заставляя меня податься ему навстречу.

Коля несдержанно стонет, опуская голову на мое плечо, и, касаясь лбом, замирает. Тяжелое дыхание щекочет ухо, дерзкий язык обводит очертания ушной раковины. Но самое невероятное — его тихий шёпот:

— Я говорил, что вернусь за тобой. Прости, что вышло так долго.

Если бы я тогда знала, что его слова не обычная отмазка, а дальнейшая цель, Долохов бы, возможно, был моим единственным мужчиной до сих пор.

— Прости, что не смогла дождаться…

Чувствую еще один резкий толчок, который тут же сменяется новыми неудержимыми движениями.

— Никто больше. Только я буду. И всё. Запомни…

Хрупкое сердце внутри словно трепещет. Беззащитно, нежно. В его руках…

Двигаюсь бёдрами ему на встречу. Мы оба ускоряем темп. Тонем в собственных стонах и том светлом чувстве, которое, я уверена, переполняет наши души обоюдно, заставляя их переплетаться и дышать в унисон.

Разрядка получилась особенно острой, и мы, оба обессиленные, падаем на смятые простыни. А я словно всё ещё чувствую, как интимные мышцы сжимаются от оргазма, омывая мое тело долгожданным теплом.

Коля не сводит с меня бархатный взгляд. Нежно поглаживает овал лица, его пальцы перемещаются на подбородок и твёрдо удерживают его. Долохов тихо произносит, заглядывая в мои глаза:

— Никогда не думал, что так бывает. Ты для меня особенная.

Я понимаю его. Настолько, что чувствую то же самое.

И это «то же самое» я ощущала в душевой кабине спустя минут двадцать, когда Коля на руках отнёс меня в ванную. Открутив вентиль и заранее проверив температуру воды, он поставил меня под тёплые струи и уверенно шагнул ко мне…

Глава 31

Сквозь сон слышу громкую музыку, и только спустя несколько мгновений до меня доходит, что звонит телефон.

Наутро никаких дел у меня не запланировано, поэтому я могу позволить себе расслабиться и никуда не спешить. А задержаться и поваляться на широкой кровати Долохова — это отдельный вид экстаза. Сладко потягиваюсь и улыбаюсь своим мыслям. На душе тепло, светло и поют птички.

А мелодия так и звучит. Довольно долго, настойчиво.

— Да, — заспанным голосом Долохов хрипит в трубку, — м-м-м… что? Я ж предупреждал, что подъеду часам к одиннадцати. М-м-могу-у…

И вдруг резко садится на кровати, внимательного вслушиваясь в голос собеседника. Сон как рукой сняло.

— ЧТО?! Это что за фигня?! ОПЯТЬ?! Да это… это уже вообще ни в какие ворота, Макс! — он восклицает несдержанно, слишком громко. Недовольно хмурится и внимательно слушает ответ. — Не, ну ладно, раз. Всё могу понять. Ну, два ещё куда ни шло. Но три раза за два месяца — это конкретная подстава! Поднимай документы, выясняй, кто что делал! Срочно!

Несколько секунд Долохов вслушивается в слова собеседника и также эмоционально продолжает:

— Я не ору, ясно?! А ты чё такой спокойный?! Вообще не догоняешь, чем чревато, да?! Срочно выясняй, что там с установкой было! С заводом что? Я за тебя работать должен?!

Ещё полминуты возмущения, и Коля раздражённо бросает в сторону мобильник, а сам откидывается на подушку.

Притягивает меня к себе, вынуждая положить голову ему на грудь, и обнимает одной рукой за плечи.

— Ну не молчи, Коль. Что стряслось?

— У клиентов опять стекло треснуло.

— А переделать?

— Само собой, но дело ж не в этом.

— А в чём загвоздка?

— В том, что это третий раз. За два месяца. Так не бывает. Там такое качество, что… — он заставляет себя замолчать, проглотив последние слова. — И это кто-то целенаправленно портит нам репутацию и ставит под сомнение дальнейшее сотрудничество с заводом.

Я прекрасно знаю, что закалённое стекло не так-то просто разбить. С ним вообще сложно что-то сделать. Это возможно, но нужно очень постараться и знать точно, куда наносить повреждения. Одно счастье — осколков нет, повреждения почти всегда нулевые.

— А если это халатность монтажников?

— Три раза?! — Коля снова начинает заводиться. — Не-е-ет, Аль. Нет. Это кто-то конкретно валит нас. Целенаправленно.

— У тебя есть подозрения?

— Подозрения, конечно, есть, но озвучивать я их сейчас не стану.

— Я и так вижу. Ты на Дениса думаешь.