Даже я, приученный в любой ситуации оставаться оптимистом, прошептал: «Матерь Божья! Не слишком ли я обнаглел?!»

Впрочем, все живы! И мне пора уносить ноги!

Пассажиры в салоне еще не успели толком понять, что же именно происходит, как я уже открыл люк и спрыгнул на бетон посадочной полосы. Невысоко – едва ли три метра.

Надо мною металлической стеной возвышался корпус упавшего космического корабля. Но рассматривать его нет времени! Оглянувшись по сторонам, я вдруг с ужасом осознал, что не вижу «Фунта изюма»! Его просто здесь не было! Черт побери, куда же это я сел?!

Говорят, Христофор Колумб почти полторы тысячи лет назад загнал в тупик членов королевского совета незатейливой головоломкой. Он предложил им поставить на попа сырое куриное яйцо. Королевские советчики по всякому изощрялись, но, в конце концов, заявили, что ни при каких условиях яйцо невозможно заставить стоять на остром носике. Тогда Колумб закрутил яйцо двумя пальцами, заставив его вращаться наподобие волчка, и произнес бессмертные слова: «Хочешь стоять – крутись!»

В общем, если чуть перефразировать Колумба… Если не видишь того, что должно находиться у тебя под носом – оглянись! Именно так звучит первое правило поведения в чрезвычайной ситуации, которое нам вбивали в голову в монастырской школе тюремного типа.

«Фунт изюма» стоял за моей спиной. Правда, на соседнем «лепестке», метрах в четырехстах. С присущей мне бодростью, в хорошем темпе я припустил в нужном направлении.

Я покрыл отделявшее меня от «Фунта изюма» расстояние минуты за полторы. За спиной надрывались сирены. В громкоговорители неслась разноязыкая речь. Но я не оглядывался.

Уже в лифте, поднимавшем меня в пост управления, я стал отдавать первые команды. Но бортовой компьютер голосом ненавистного Витаса прервал меня:

– Шеф, сначала сядьте в командирское кресло! Иначе я не активирую протокол взлета, вы же знаете!

Черт! Я потерял несколько драгоценных секунд и не без трепета ожидал, как произойдет взлет. Обидно снова потерять опорные башмаки, лишь недавно установленные!

Но по неизвестной мне причине диспетчерская служба космопорта не остановила вылеты. И «Фунт изюма» на удивление спокойно поднялся в небо. Признаюсь честно, я даже не сразу поверил в такую везуху!

Космический Кодекс разрешает входить и выходить из «схлопов» на расстояниях не менее ста миллионов километров от заселенных планет. Это требование связано с угрозой целого ряда возмущений, которые способны вызывать в биосферах планет работающие хронотипические двигатели. Но и сто миллионов – это минимально допустимое расстояние. Обычно капитаны кораблей выбирают точку формирования «схлопа» гораздо дальше от планеты: сто пятьдесят – двести миллионов условно-земных километров. Сейчас же я решил не тянуть с прыжком и задал координаты точки входа в «схлоп» на ближайшем допустимом расстоянии.

Прыжок к двойной звездной системе Лабаха-Кляузман прошел вполне удачно. Моя пиратская лоция не подвела. «Фунт изюма» не врезался в кипящие недра планеты и не размазал на субсветовой скорости пару сотен астероидов. Он вышел из «схлопа» окруженный черным вакуумом глубокого космоса далеко за орбитой пятой из четырнадцати планет этой системы. Где-то здесь, вдали от заселенных потомками латиноамериканцев планет Звездный Акапулько и Титикака, я назначил рандеву своим друзьям.

К моменту моего появления в систему Лабаха-Кляузман прибыли уже двое «казаков». Позывные их радиомаяков я поймал сразу же. Антон Радаев – Шерстяной, и Константин Головач – Костяная Голова прибыли каждый на своем корабле. Вот радость-то! Чем больше наша флотилия, тем больший маневр мы сможем осуществить в последующем.

Примерно шесть часов ушло у нас на обоюдное сближение. В течение этого времени мы поддерживали связь в режиме «конференция» и обменивались краткими репликами, но от обстоятельного разговора воздерживались. Казаки знают, что все важные разговоры должны проводиться только внутри космического корабля.

Шерстяной прилетел на своем «Туареге», более похожим на исследовательскую лабораторию, нежели на боевой корабль. Переделанный из космической яхты, «Туарег» не имел вооружения и бронирования, зато стараниями хозяина был напичкан самой современной биомедицинской техникой. На модернизацию этого оборудования и закупку его новых образцов наша казачья курия постоянно выделяла Шерстяному немалые средства.

Головач, напротив, прибыл на мощном боевом корабле, хорошо известном мне как «Наварин». Сделанный по индивидуальному проекту, этот внушительный летучий мастодонт имел четыре обитаемые каюты – все остальное пространство занимала разнообразная техника для стрельбы, устрашения и поспешного бегства в случае неудачного устрашения.

«Фунт изюма», «Туарег» и «Наварин» сошлись на двести метров и зависли в полумиллионе километров от оранжево-зеленой планеты-гиганта Кордова.

Облачившись в скафандры, Костяная Голова и Шерстяной прибыли на борт моего корабля. Когда визитеры явились в пост управления, грохоча магнитными ботинками и посмеиваясь над каким-то анекдотом, я с чувством обнял обоих.

– Мы, кажется, не виделись месяцев восемь, – заметил Костяная Голова. – Вы, господин Разорвирубаха, безответственно относитесь к своим обязанностям нашего наказного атамана.

В устах Кости сказанное следовало расценивать как образное выражение радости от встречи.

– Садитесь, братанги, – я указал на диван для гостей. – У нас будет длинный разговор.

Начал я, разумеется, с главного – с инъекции в шею. Радаев внимательно выслушал меня, не мешкая, взял из разных частей тела образцы крови. Обещал подумать, как можно мне помочь.

– Да, Антоша, будь любезен, помоги, – попросил я. – Хотелось бы, знаешь, еще пожить, поделать добрые дела и прочую чухню, ну и, разумеется, организовать ответную встречу с теми милыми людьми, что устроили мне это… развлечение.

– Я подумаю, – авторитетно заверил Шерстяной. – Посмотрю на этих нанороботов, попытаюсь расколоть код их дезактивации. Если же не получится дезактивировать, подумаю, как уничтожить…

– А чучхэ у тебя хватит? – Константин, как всякий настоящий воин, признавал силу и прямое действие, испытывая глубокие сомнения в реальной пользе науки и любого абстрактного знания вообще. – У тебя ведь все животные в лаборатории подыхают! Ни одна тварь не выживает! А тут ведь не морская свинья! Тут сам наказной атаман в спасении нуждается. Он ведь у тебя тоже сдохнет, как морской свин!

– Чучхэ хватит! Я перед сном каждый раз геном человека повторяю. И сверху вниз, и снизу вверх. Ну, а если не получится избавиться от нанороботов, то мы его мозг пересадим. Только тело надо будет найти.

– Гы! – обрадовался Константин. – В женское тело засунем! – Он повернулся ко мне: – А кто же, Петр Никодимыч, так грязно над вами надругался?

– Это уже вторая часть моего повествования…

И я принялся рассказывать о своем посещении Корабля дураков и череде событий, последовавших далее. С присущим мне лаконизмом, я уместил все в двадцать два предложения. Ну, может, в двадцать три… Когда я употребил словосочетание «машина времени», мои слушатели тревожно переглянулись. А когда я объяснил, что именно я планирую предпринять в ближайшее время, Костяная Голова заерзал на диване: