— Что вы сказали дочери после нашей встречи в ресторане? Она была уверена, что вы усовестили Евгения…

Он удивился.

— Да я ее вовсе не видел. Она живет отдельно от нас. Я с женой говорил, а уж что было передано, не знаю. Да и усовестить Женю вряд ли кому удастся. Он всегда был очень самостоятельным. Порой даже чересчур.

Мы разом встали и медленно пошли по дорожке к выходу. Он безмолвствовал, горестно опустив седеющую голову, я тоже молчала.

Неожиданно из боковой аллеи наперерез нам выбежала стайка подростков. Судя по их одурманенным глазам, они были или наркоманами, или токсикоманами. Увидев нас, окружили плотным кольцом и потребовали денег. Я занервничала, зная, что деньги — это для начала, потом нас все равно примутся бить.

Панкратов холодно посмотрел на них и зачем-то повертел свои часы. Подростки в предвкушении крови возбужденно гоготали и подпрыгивали на месте, как надутые гелием шарики. Двое уже замахнулись на мужчину, двое других попытались отнять мою сумочку. Но тут со всех сторон вылетели здоровенные бугаи, в один момент повалили нападавших на нас парней на землю и защелкнули у них за спиной наручники.

Мы пошли дальше, предоставив охранникам разбираться со шпаной самим. Панкратов посмотрел на мое потемневшее лицо и извинился:

— Нас не подслушивали, не бойтесь, Аня. Просто одна из обязанностей должностного лица — не ходить с фонарями под глазами. Имидж мудрого руководителя, так сказать. Да мне и по рангу положена охрана.

Я сдержанно похвалила:

— Очень вовремя появилась ваша охрана. Это вы ее вызвали?

Он кивнул:

— Ну да. В часы встроен датчик. Мне нужно просто нажать кнопку, и все. Они всегда рядом, хотя их и не видно…

Мы дошли до машины, и он вежливо распахнул передо мной дверцу, ожидая, когда я сяду. Но я сконфуженно отказалась:

— Теперь, когда мы прояснили все наши недоразумения, можно мне идти пешком? Я не люблю ездить на машине в хорошую погоду…

Собирался дождь, и Панкратов с сарказмом сказал:

— Ну что ж, если для вас прогулка под дождем предпочтительнее поездки со мной, то конечно. Не смею вас больше задерживать. До свидания…

Я с сожалением и смущением повернулась, чтобы уйти, но он вдруг произнес:

— И все же, Аня, если у вас что-то случится, приходите ко мне. Я всегда помогу вам всем, чем смогу. — Я хотела сдержанно поблагодарить его за заботу, но он, превратно поняв мое намерение, торопливо добавил: — Не отказывайтесь, прошу вас. Оставьте мне хотя бы надежду.

Не зная, что ответить, я пожала плечами. Надежду на что? На продолжение нашего знакомства? Но это вряд ли будет… Хотя жизнь такая коварная вещь, что в ней все может быть. Как говорится, от сумы да от тюрьмы не зарекайся…

Тут, не выдержав, он рывком подвинулся ко мне и, обхватив за плечи, прижался к моему телу. Нашел губами мой рот и впился в него с нарастающей страстью.

Дожидаясь конца этой неприятной сцены, я стояла молча, не пытаясь вырываться. Его просто затрясло от непереносимого желания, и он, так же резко оторвавшись от меня, как до этого обнял, бросил мне: «До встречи!» — и метнулся в машину, как в убежище.

Он уехал, а меня еще долго тревожила горечь, прозвучавшая в его словах. Но изменить что-либо было не в моих силах.

На следующий день в чудный летний вечер я неторопливо шла домой после работы. Едва открыла дверь в подъезд, как рядом оказался Евгений. Таким злым я его еще не видела. Он схватил меня за руку и втащил на мой третий этаж с немыслимой скоростью. Пока я пыталась отдышаться, выхватил у меня из рук ключ, открыл дверь и втолкнул меня внутрь. Мне стало не по себе, и я сдавленно воскликнула: «Мама!» В ответ не донеслось ни звука. Похоже, дома никого не было. Ну и ну! Мама крайне редко выходила по вечерам из дома, куда она могла деться? Евгений с мефистофельской ухмылкой вытащил воткнутую за зеркало записку.

— А она ушла на чей-то день рождения. Так что нам никто не помешает…

Это прозвучало так зловеще, что я отшатнулась. Что это с ним такое? Я с опаской предложила:

— Выпьете чаю или кофе?

Он рявкнул:

— К дьяволу дурацкие чаи! О чем ты говорила с Панкратовым?

Ого, как хорошо работает разведка! Сухо сообщила, стараясь, чтобы голос не подрагивал:

— Во-первых, говорите мне «вы», будьте так добры. Во-вторых, какое вам дело до того, о чем мы говорили…

Дальше сказать я ничего не успела. Он схватил меня, как тигр пойманного олененка, и отнес в мою комнату. Утром я проспала и собрать свой диван не успела, поэтому мы шлепнулись в уже готовую постельку. Евгений был настолько зол и разгорячен, что взывать к его здравому смыслу было бесполезно. Он так зажал меня своими стальными руками, что я не могла повернуть головы.

Мне было и страшно, и весело. Хотя слово «весело» не совсем правильное — меня охватил пьянящий восторг. Ну что ж, чему быть, того не миновать. Зато решать самой ничего не нужно — все решится за меня. Он целовал меня с самозабвением, чуть постанывая от удовольствия. Но вдруг пришедшая ему в голову мысль вытеснила все плотские желания. Он приподнял голову и требовательно спросил:

— О чем вы говорили с Панкратовым?

Одно то, что он без возражений вернулся к чопорному «вы» доказало, как сильно он меня уважает. А может, попросту боится. Да уж, умею я внушить к себе глубочайшее почтение… Шум в моей голове немного утих, и я скучно сказала:

— Вы что, считаете, что в подобном положении удобно разговаривать?

Он с трудом поднялся, не скрывая торчащую ширинку. Я тоже встала, немного смущенная окружающим нас беспорядком. Вышла в коридор и зашла в большую комнату. Там было прибрано, что немного утишило мое задетое самолюбие. Мы сели на разные края дивана, и он снова с напором потребовал отчета. Это было нелепо — я ему ничего не должна. Да и рассказать то, о чем мне говорил Панкратов, не представлялось возможным. Это касалось только нас двоих. Так я ему и сказала. Он пошел гневными пятнами и потряс перед моим носом внушительным кулаком. Казалось, он дошел до последней стадии возмущения. Дальше последует убийство. Мое, разумеется.

Чтобы занять свои блуждающие где не надо ручонки, Евгений вцепился в свои волосы и прорычал:

— Какого лешего я вас встретил! Знать бы, сколько неприятностей вы мне принесете!

Не сдержавшись, я опрометчиво ляпнула:

— Аналогично…

Это оказалось для него последней каплей. Стремительным броском он очутился рядом, и через мгновение мы уже барахтались на нашем чудном немецком ковре. Его руки с силой шарили по моему телу, рот прижимался ко рту. Лежать на твердом полу мне было неудобно, и я, отодрав свои губы от его рта, возмутилась:

— Да что это такое! Прекратите немедленно! Это свинство, в конце-то концов!