— А время, проведенное в книге?

— Книги, как и любые пространства Перехода, живут по времени большой земли… Прости, я хотела сказать, Иномирья. Судя по твоему рассказу, ты провела здесь пока около трех лун. Что-то около часа.

— Послушайте, — остановил сестер Ролло. — Я понимаю, что у Эффи тысяча вопросов, и нам многое надо ей рассказать, но пока хватит разговоров. Мы покажем тебе твою спальню, и ты сможешь отдохнуть до чаепития.

— Да, и возьми с собой помадки «Четыре цветка», — Клотильда запустила руку в угловой шкафчик и вручила Эффи бирюзовую коробочку, обвязанную розовой ленточкой. — Мне они всегда поднимают настроение.

Когда в замке звякнул ключ, Максимильян медленно приподнялся. Заклинание Леонарда Левара на него не подействовало. Оно усыпило Вольфа, но что-то в организме Максимильяна просто отказалось воспринимать магию Левара.

Первая странность заключалась в том, что мальчик почувствовал, как приближается к нему заклинание. А разве обычно люди не чувствуют их приближение? Мама когда-то возила маленького Максимильяна в Лондон. Когда он задирал голову к вершинам стелл и обелисков, ему казалось, будто обелиск на него падет. Валится, валится, валится и вот-вот расплющит в лепешку. Конечно, это ему только чудилось. Какая-то оптическая иллюзия. Так вот, с приближением заклинания он почувствовал почти то же самое: оно валилось, валилось, валилось на него — должно было расплющить в лепешку, лишить сознания. Но не лишило. Ему даже спать не захотелось.

Максимильян не догадывался, куда и зачем ушел Левар. Очки тот, разумеется, унес с собой. Драгоценные, прекрасные очки, без которых в мире осталось гораздо меньше смысла. Мальчик вздохнул. Хорошо хоть, здесь не совсем темно. В потолке что-то вроде люка, а луна почти полная. Нельзя ли добраться до того люка и сбежать? Нет. Нельзя ли выйти через дверь? Нет. Не проснется ли Вольф, если его хорошенько потормошить? Нет. Зато в кармане у Вольфа обнаружился старый телефон с фонариком. Максимильян был уверен, что Вольф не стал бы возражать. С фонариком можно было осматривать пещеру и даже читать. А почитать здесь было что: ящик за ящиком, и все с книгами Гриффина Трулава, знаменитого ученого Мастера.

Большинство детей, если бы злой волшебник запер их в пещере, стали бы плакать, кричать, колотить кулачками в толстую деревянную дверь. Но Максимильян не был таким, как большинство. Видела бы его сейчас миссис Бойкарга Хайд — своего худшего ученика! Хладнокровно подсвечивая себе фонариком, он вскрыл один ящик. Спокойно выбрал книжку — синий томик в твердом текстильном переплете с серебряными буквами заглавия «Под сводом великого леса». И преспокойно уселся читать её при свете фонарика. Если уж умирать, так умирать, занимаясь любимым делом. Максимильян решил умереть, читая книгу. Но не просто какую-нибудь старую книгу. Максимильян был уверен, что эти тома обладают некоей силой, хоть и не знал, какой именно. Однажды, давным-давно… Максимильяну с первой же строки ужасно захотелось спать. Раньше он никогда не засыпал над книгой.

«Давным-давно жил-был один мальчик, который попал в пещеру, откуда не было выхода». Надо же, какое совпадение! Давным-давно…

* * *

Когда Максимильян проснулся, в пещере стало еще холоднее, чем было. Левар ещё не вернулся. Вольф все так же лежал на полу без сознания. Он дышал, но Максимильяну, как он ни старался, не удалось его разбудить. Мальчик взглянул на часы. Не так уж долго он проспал — не больше пяти минут, а сколько перемен! В пещере стало не только холоднее, но и немного темнее. И немножко, скажем так, зеленее. И откуда-то вдруг запахло сырой землей и листьями.

Оглядевшись, Максимильян понял, в чем дело. Из неровного пола пещеры прорастало, уходя кроной за люк в потолке, большое дерево. Его толстенный старый ствол занимал почти весь дальний угол. Неужели Максимильян мог его не заметить? Такое случается. Случается, мы, как нарочно, не замечаем самых больших, громоздких и угловатых предметов вокруг себя. Толстые корни дерева выпячивались кое-где над каменным полом. А в нижней части ствола виднелось дупло, похожее на вход куда-то.

Перекрученная кора вокруг отверстия напоминала старинную резьбу. Максимильяну даже почудились вырезанные в старой бурой коре слова на незнакомом языке. Одно он прочитал как «биттерен», другое — «дирре». Максимильян пожалел, что нет очков, которые перевели бы ему эти слова, если только они что-то значили.

Он заполз в дыру и, миновав полосу серого тумана, оказался в проходе с низким потолком. Коридор освещался свечами, пол под ногами был мягким и приятным на ощупь, как вскопанная земля. Зато темнота здесь была такой черной, какой он прежде никогда еще не видывал. Без свечек он бы сразу потерялся. Вскоре Максимильян услышал где-то впереди пение. Голос был низким, глухим и странным: он выражал то печаль, то обиду, то гнев. И при этом был очень красивым — совсем не похожим на нестройный школьный хор или голоса старушек в той церкви, куда однажды водила его мать.

Вскоре проход вывел мальчика в ночной лес, тоже освещенный мерцающими свечками. Максимильян отметил странное обстоятельство: в таких случаях детям полагалось пугаться, а ему не было страшно. Он чувствовал, что здесь его что-то ждет, хотя даже не представлял что. Что-то произошло — может быть, в ту секунду, когда он подобрал с пола Перо Приговора — и он стал другим, словно второй раз прозрел. Новое чувство было как-то связано с прозрением.

Максимильян двинулся вперед. Вскоре он вышел к маленькой хижине, над крышей которой клубился дымок. Хижина стояла на излучине извилистой речушки. К маленькому причалу у берега была привязана лодочка. Чтобы пройти дальше, пришлось бы перебраться через реку. Может быть, обитатели хижины перевезут его? Максимильян никогда в жизни не сидел на веслах. Так что красть лодку ему не было смысла.

Мальчик постучал. Никто не ответил. Ещё постучал. Тишина. Может, стоило вернуться за Вольфом? Вольф, скорее всего, справился бы с веслами. Только его для этого пришлось бы разбудить, и как знать, что бы из этого вышло. Максимильян стучал снова и снова. В маленькой хижине никто не отзывался, и тогда мальчик в первый раз оглянулся назад, туда, откуда пришел.

Все исчезло. Не стало ни тропинки, ни свечей. Только непроглядная черная тьма. Максимильян снова отчаянно застучал в дверь.

— Ладно-ладно, — отозвались изнутри. — Не лезь в бутылку!

Дверь отворилась. На пороге стоял худенький юноша лет двадцати, одетый во все черное, с черными помочами поверх черного свитера. И курил он тонкую черную сигарету.

— Сановитый жирный Бык Маллиган… — серьезно проговорил юноша и засмеялся: — А-ха-ха-ха! — он сделал вид, что готов упасть. — Я думал, он погиб за меня…

Максимильян ни слова не понял из этой речи.

— Ты бы зашел, — предложил юноша. — Меня зовут Йорик. Вроде как Бедный Йорик, и далее по тексту. Хотя рад заметить, что к нему я не имею никакого отношения.

— О, Уильям? — позвала из дома женщина. — Это Уильям? Он принес ананас?