— Милая?..

«Я лучше потом, папа, — виновато жестикулирует Долорес, пряча глаза. — Тебе заварить чаю? Ты рано встал, не завтракал еще».

Уильям Раттлер встает из-за стола, убирает в ящик бумаги, подходит к девушке и бережно берет ее за подбородок.

— Вспомни: когда была маленькая, ты боялась ночных кошмаров. И мы с тобой вместе придумали способ бороться с ними. Ты помнишь?

«Да», — отвечает дочь одними губами.

— Страх исчезает, когда ты находишь в себе силы осознать его и рассказать. Откладывая неприятный разговор, ты мучаешь себя.

Долорес мягко убирает его руку и спрашивает, глядя в глаза:

«Папа, кем была та, что похоронена вместо меня?»

Раттлер выпрямляется, делает глубокий вдох. Он не знает, что ответить. Пожалуй, впервые за много-много лет не знает.

— Ло, мне нечего тебе сказать.

Долорес рассматривает свою правую руку на свет. Так, будто видит себя не такой, как прежде, в первый раз.

«У нее же наверняка было имя. И кто-то, кто любил ее настолько, что отдал огромные деньги за перерождение. Как ты за меня».

— Милая, когда я ее нашел, эта девушка уже была мертва.

«Просто она оказалась настолько похожей на тебя…» — хочется продолжить Раттлеру, но он умолкает.

«Я все думаю… Нас только трое теперь — я, Хлоя и Коппер? Или еще есть хоть кто-то…»

— Наверняка есть, — пытается ободрить ее генерал. — И их так же, как я вас, прячут родные.

Долорес смотрит на него виновато, пытается улыбнуться, но губы дрожат, кривятся… Раттлер видит, что дочь почти плачет, порывисто обнимает ее, целует в макушку.

— Ло, да что с тобой такое?

«Сколько человек я убила, папа?»

— Глупышка моя, ну откуда такие мысли? Никого ты не убивала. — Главнокомандующий говорит с ней таким тоном, которым обычно успокаивают маленьких детей. — Ни ты, ни Коппер, ни Хлоя.

«Газеты пишут, что перерожденные — убийцы. Все до одного. Требуют сдавать тех, кто уцелел. Папа, если это правда, то зачем ты покрываешь убийц? А если нет… Зачем люди с нами так? Почему мы должны скрываться, как крысы, если мы невиновны?»

Долорес торопится, нервничает, половину ее слов-жестов отец скорее угадывает, чем понимает.

— Сядь, Долорес. Сядь и успокойся. Пожалуйста, — тут же мягко добавляет он. — Послушай меня. Твой отец тебе хоть когда-нибудь лгал?

Она качает головой, прячет лицо в ладонях.

— Ло, пойми: в Нью-Кройдоне случилась катастрофа. Тысячи погибли по прихоти одного человека, превратившего любящих людей в убийц. Но большинство этого не понимает и видит в перерожденных угрозу. И прежде всего этого не понимает император. Я полагаю, надо выждать время, пока страсти поулягутся, и тогда я снова постараюсь объяснить ему истинное положение вещей.

Девушка опускает руки, медленно отступает к дверям.

«Раньше были любящие семьи и родные, папа. Теперь есть куклы и люди. Люди всегда разбрасывали свои игрушки или запирали в шкафах».

— Долорес, постой! — кричит генерал, но поздно. Шуршит пышное платье, ковровая дорожка заглушает удаляющиеся шаги.

И только тут Уильям Раттлер замечает сидящего на кушетке Коппера.

— Ну что? — рявкает он. — Что я должен был ей сказать?

Коппер отрешенно пожимает плечами.

— Я никогда ей не врал и не собираюсь впредь. Я всегда находил с ней общий язык. Почему сейчас она так… так…

Раттлер никак не может подобрать слова, смотрит на Коппера беспомощно.

«Ты любишь свою дочь, Уилл. Она привыкла видеть в родителях защиту. А сейчас твоя девочка поняла, что ты ничего не можешь сделать для того, чтобы она жила как прежде. И она напугана. Она не хочет верить в то, что для нас все кончено».

— Какое там «кончено», Коппер? Ты о чем? — вскипает генерал.

«Указом Его Императорского Величества все семьи, владеющие перерожденными, обязаны сдать оных добровольно, — цитирует Коппер приказ, который главнокомандующий знает наизусть. — В случае сокрытия кукол или оказания сопротивления при их изъятии к владельцам перерожденных будут применены санкции вплоть до расстрела на месте».

Подполковник закладывает руки за голову и насмешливо смотрит на Раттлера. «Возрази, ну!» — читается в его взгляде. Сэр Уильям долго молчит, потом спокойно произносит:

— Я не думал, что ты так быстро сдашься, Коппер. Даже не попробовав побарахтаться.

«Уилл, барахтаться будут те, кто сейчас занят выживанием в Нью-Кройдоне. Я здесь у тебя как на курорте: развлекаю дамочек, вожусь с механизмами. Но помяни мое слово: те, кто до сих пор в Нью-Кройдоне, кто уцелел, не станут сидеть и ждать, когда за ними придут».

— Я тебя не понимаю, старый лис. То ты говоришь, что все обречены на забой, то тут же предрекаешь сопротивление.

«Мой генерал, может ли идти речь о помиловании для тех, кто станет сопротивляться? Мы сами себя добьем, Уилл. Мы были людьми. А человеческая натура такова, что, когда надо сидеть тихо, мы рвемся на баррикады».

Генерал хмурится и кивает. Хлопает Коппера по плечу и тихо говорит:

— Да, ты прав. И я тебя об одном попрошу: сохраняй разум холодным. Я слишком редко выбираюсь к вам сюда, а Элеонор не справится с Ло, если та вдруг запаникует.

Коппер беззвучно смеется, разводит руками.

«Я чувствую себя махараджей! Кругом сплошные женщины! И не волнуйся, Уилл. Я знаю твою дочь с пеленок. И случись что — буду рядом».

* * *

Двадцать третьего ноября сержант Фред Иванс сменяется на своем посту и отправляется ужинать в маленький ресторанчик в центре города. Допоздна они с друзьями отмечают успех очередной операции, вино льется рекой. Глубоко за полночь хмельная компания расходится. На утреннем построении сержант Иванс отсутствует. Через несколько часов выясняется, что домой он так и не дошел.

Спустя два дня тело Фреда Иванса находят в сточной канаве недалеко от мэрии. Выпотрошенное, с зашитым грубыми стежками ртом. Осмотрев тело, криминалисты единогласно приходят к выводу, что смерть сержанта наступила из-за тяжелых побоев.

— Его не иначе как доской с гвоздями били, сэр, — докладывает Уильяму Раттлеру. — Череп и мелкие кости кистей рук раздроблены. Тело изрезано то ли бритвой, то ли скальпелем — но эти повреждения нанесены уже после смерти. В рот набиты мелкие механические детали. Предположительно, смерть наступила от тридцати до тридцати пяти часов назад.

— То есть в ночь, когда он вышел из трактира? — мрачно спрашивает главнокомандующий, рассматривая принесенные криминалистами фотографии.

— Так точно, сэр.

— Каков предполагаемый портрет убийцы? Мотивы?