Руки дрожат, игла протыкает кожу с трудом, шелковая нить, продергиваемая через проколы, причиняет Хлое боль. Долорес шьет, стараясь не смотреть ей в лицо. Отец стоит за спиной девушки, Ло чувствует его взгляд, но ей от этого не легче. Она ощущает себя беспомощным ребенком, которого только что строго отчитали и тут же погладили по головке. Раньше опека родителей ее согревала и защищала, но с недавних пор начала раздражать.

«Это все потому, что тяжело находиться взаперти», — сказал на днях Коппер.

Стежок ложится неровно, Долорес нервно кусает губы. Хлоя снова вздрагивает, звенит натянутая цепь, удерживающая ее руки.

— Уилл, к аппарату! — доносится из недр дома голос Элеонор.

Раттлер коротко извиняется и поспешно уходит. Долорес улыбается, опустив голову. Вкалывает иглу, протягивает шелковую нить, скрепляет края раны. Завязывает узел, еще один. Обрезает нить, вдевает новую. Вкалывает иглу, протягивает нить…

Когда генерал возвращается, Долорес заканчивает последние стежки. Обрезает нить, откладывает в сторону иглу и иглодержатель, с торжествующим видом поворачивается к отцу.

— Молодец, — говорит Раттлер.

Он снимает цепь с Хлои, Коппер помогает женщине подняться.

«Я тебя отведу в комнату, тебе необходимо отдохнуть, — ободряюще улыбается Коппер и только тут замечает, как мрачен вернувшийся генерал. — Уилл, что-то случилось?»

— Третий ликвидатор убит, — глухо отвечает Раттлер. — Долорес, я попрошу тебя проводить Хлою. Коппер, надо поговорить. Предлагаю прогуляться по саду.

Пять минут спустя они выходят на улицу. Раттлер запахивает поплотнее шинель, Коппер даже в промозглый ноябрьский холод одет в легкую кожаную куртку. С ней — штопанной десятки раз, в трех местах прошитой пулями, он не расстается последние двадцать лет. «Это моя память. Куртка напоминает мне о том, что среди военных летчиков нет “бывших”», — сказал подполковник в ответ на предложение Элеонор подарить ему одежду поприличнее. Сэр Уильям тогда еще пошутил, что с Коппера проще кожу содрать, чем отобрать дорогую как память рубаху даже для стирки.

Шуршит под ногами мерзлый гравий. Ветер гонит над землей облака, похожие на серое рваное тряпье.

— Звонили из мэрии, — размеренно рассказывает главнокомандующий. — Третье тело. Интервал между убийствами — чуть больше недели. Дополнительные меры безопасности не помогли. Закрывающие лица маски, пластинчатые доспехи оказались бесполезны. Еще один из моих парней убит в подворотне. Заколот ударом в грудь. Криминалисты говорят, характер повреждения тот же, что и у предыдущего. Удар нанесен между пластинами кирасы снизу вверх.

«И полный рот железа?»

— Да. Зашито грубой нитью.

Коппер останавливается, срывает у дорожки сухой цветок, крутит в руках.

«Скольких перерожденных за эту неделю угробил твой отряд, Уилл?»

— Пятерых, — нехотя отвечает генерал.

Стебель с хрустом ломается в механических пальцах, Коппер растирает в ладони горсть листьев, стряхивает бурую труху.

«Помнишь, что я тебе говорил?»

— Считаешь, что это дело рук перерожденных? Версия следствия — родственники. Сейчас активно изучаются списки тех, кого посещали ликвидаторы, ищут левшу крепкого телосложения среди тех, кто оказывал сопротивление. Эту тварь уже прозвали Часовщиком.

«Я читал в газетах. Пресса активно раздувает очередную истерику. Поганые падальщики».

Налетевший порыв ветра заставляет генерала поднять воротник шинели.

— Император лично приказал найти Часовщика за неделю. А еще на днях я имел весьма скверный разговор с мэром. Тот мне в лицо заявил, что ликвидаторы не порядок наводят в городе, а терроризируют население.

«Скажешь, он не прав? — прищуривается Коппер. — Уилл, вы ворошите палками осиное гнездо. Я тебя предупреждал. И прежде всего я беспокоюсь за тебя. Ваш Часовщик не остановится, пока не перережет весь отряд».

— Или пока мы его не остановим. Я снова ввел в городе комендантский час. У солдат приказ задерживать всех, кто появится на улице после десяти вечера.

Мужчины подходят к запертым воротам. Коппер долго смотрит на дорогу по ту сторону ограды, потом снова поворачивается к генералу.

«Когда ты повезешь транслятор Его Императорскому?»

— Завтра я встречаюсь с полковником Стивенсом. Слушаю рапорты о ситуации в городе. Если не стрясется ничего экстренного, послезавтра еду с докладом к императору.

«Крысобой, объясни ему, что, пока ликвидаторы ходят по домам, покоя не будет никому».

— Это замкнутый круг, — кивает Раттлер. — Я сам понимаю. Но какой выход?

«Кто-то должен первым выйти из игры. Иначе жертв будет все больше и больше. Ситуация вам уже неподконтрольна, ты не находишь?»

— Слушай, я отвечаю за зачистку Нью-Кройдона от перерожденных. Параллельно, пользуясь служебным положением, вывожу и прячу по загородным резиденциям тех, кого возможно вывезти. Ловля маньяка — это работа криминалистов, ты не находишь? — начинает терять терпение генерал.

Коппер бьет кулаком по чугунной створке ворот, оборачивает к главнокомандующему злое и отчаянное лицо.

«Крысобой, да пойми: не ты ловишь Часовщика, а он тебя! И что — ты собираешься полагаться на работу полиции и криминалистов? Уйди с его дороги, Уилл. Меня редко подводит интуиция, а рисковать единственным другом я не желаю».

* * *

В окна аудиенц-зала стучит дождь. Сквозь щели в рамах проникает сырость и ветер. В зале холодно, новомодная система не справляется с отоплением помещения.

Император греет руки о чайную чашку. Полумеханический пес, лежащий у его ног, похлопывает по дорогому паркету хвостом. Молчание тянется слишком долго. Уильям Раттлер, сидящий в кресле напротив Его Императорского Величества, ждет.

— Ну что ж… — нарушает молчание император. — Ситуацию я понял и оценил. Ваши предложения, сэр Уильям?

Главнокомандующий медлит с ответом, потом все же говорит:

— Ваше Императорское Величество, я вижу лишь один выход. Прекратить преследование нью-кройдонских перерожденных.

Император делает еще один глоток из чашки, отставляет ее в сторону. Склоняется и гладит пса. Дог обнюхивает рукав мундира из дорогой тонкой шерсти, и хвост молотит по полу с удвоенной частотой. «Признал хозяином?» — с удивлением думает главнокомандующий.

— Сэр Уильям, вы представляете себе последствия? — Баритон Его Величества разносится по аудиенц-залу. — Дать куклам вольную — значит настроить народ против власти. Вы мне предлагаете отпустить убийц, генерал?

— Покорнейше прошу простить меня, мой император. Куклы — это то же самое оружие. Мы сейчас уничтожаем винтовки лишь потому, что из них убивают. Байрон Баллантайн — вот истинный убийца. Транслятор отключен, перерожденными никто не управляет. А мы продолжаем забирать из семей немногих уцелевших — испуганных, прячущихся. В итоге объявляется какой-то народный мститель и режет моих людей, как скот. Наши действия порождают противодействие, Ваше Императорское Величество. Если даже мы уничтожим всех перерожденных, моих солдат продолжат убивать. Мы забираем любимых детей, жен, братьев, матерей, мой император. Тех, кого сберегли их родные.