Невысокий пожилой следователь поджимает бледные губы.

— Мотивы неясны. Убийство совершено с особой жестокостью, можно предположить что-то личное.

— Или маньяк, — мрачно вставляет реплику его коллега помоложе.

— Или. В любом случае, мы имеем дело с человеком впечатляющей физической силы. Левшой, что немаловажно. И очевидно, с нездоровой психикой.

Раттлер снимает очки, откладывает фотографии в сторону, трет переносицу. Чтобы уложить высоченного крепкого сержанта, действительно требуется немалая сила. А если учесть, что Иванс служил в спецотряде и имел прекрасную боевую подготовку, становится совсем уж нехорошо.

— Иванс был одним из лучших ликвидаторов, господа, — медленно цедя слова, говорит генерал. — Всем вам известно, что зачистка Нью-Кройдона от перерожденных поручена мне. Я сам формировал отряд ликвидаторов, потому каждого из них знаю лично.

Пожилой криминалист черкает что-то в записной книжке. Следователь помоложе внимательно слушает главнокомандующего, кивает.

— Сэр, у вас будут какие-нибудь версии? — негромко спрашивает он.

Раттлер собирает фотографии со стола, пакует в серый конверт, передает криминалистам.

— У парней опасная работа. Вероятно, это была месть за кого-то из перерожденных. В маньяка я слабо верю, прошу меня извинить.

Криминалисты горячо благодарят господина верховного главнокомандующего за сотрудничество, обещают сообщать, как только появится новая информация, прощаются и уходят.

Раттлер вышагивает взад-вперед по кабинету, потом вызывает к себе адъютанта и требует собрать весь отряд ликвидаторов на совещание. Время тянется непростительно долго. Сэр Уильям с тревогой думает о внуке виконта Бэррингтона, который вот уже четвертый час ждет его в ящике под задним сиденьем машины.

«Он уже не малыш, у него хватит сил и терпения. Он не замерзнет, я его хорошо укутал пледом, — успокаивает себя Раттлер. — Я должен дождаться ликвидаторов. Я не имею права отлучаться сейчас. Проведу совещание и отвезу Стефана к своим».

Через два часа отряд в сборе. Раттлер ледяным тоном излагает ситуацию и требует соблюдать предельную осторожность.

— Господа, еще раз: маски не снимать. Ради вашей безопасности, изымая кукол, старайтесь как можно меньше конфликтовать с их владельцами. А лучше всего делайте свое дело молча, — завершает генерал.

Солдаты и офицеры кивают со всей серьезностью, но Раттлер по глазам видит — никто из них не собирается обременять себя тактичностью и вежливостью при исполнении. Грубая и грязная работа: обыскать дом, обнаружить куклу, отбиться от владельцев, конфисковать перерожденного. Раз в неделю кукол набивают в фургон, свозят в док в Солте и расстреливают.

Раттлер и сам бывает на заданиях. Забирать кукол у высокопоставленных особ поручают ему лично. Как и ликвидировать их. И отчета не требуют, потому как по всем проведенным ликвидациям сведения подаются самому Раттлеру. «Я вам полностью доверяю, сэр Уильям, — говорит император на аудиенции. — Никто лучше Крысобоя не очистит город от крыс».

Ему полностью доверяют — и генерал Раттлер помнит об этом. Потому никто не досматривает его личный автомобиль и не набивается в напарники во время выездов. Потому и спокойно дремлет в ящике под задним сиденьем голубоглазый Стефан Бэррингтон, который никогда не станет старше десяти лет. От отца мальчишка знает цену слову офицера, а уж когда такое слово дает легендарный генерал…

Автомобиль вздрагивает, захлопывается дверца. Стефан просыпается и, замерев, прислушивается.

— Поехали, парень, — слышит он усталый голос главнокомандующего. — Отвезу тебя в безопасное место. Прости, что задержался. Надеюсь, больше поводов не будет.

Сэр Уильям ошибается. Через три дня еще одного ликвидатора находят мертвым в центре города. Убитым ударом в сердце, с перерезанным горлом и зашитым ртом, набитым механическими деталями.

* * *

— И что ты об этом думаешь?

«Я не думаю, Уилл. Я делаю. Побольше внимания Хлое».

Раттлер перехватывает зажим поудобнее и обращается к лежащей на столе перерожденной:

— Хлоя, ты как? Если больно — жмуришься, помнишь?

Женщина слегка кивает и отвечает беззвучно: «Хорошо». Коппер отсоединяет последний провод, питающий транслятор, переключает прибор на массивный аккумулятор. Лицо сосредоточено, карие глаза превращаются в узкие щели. Крючки-манипуляторы на пальцах перчаток чуть позвякивают, соприкасаясь с металлом. Тыльной стороной руки Коппер утирает пот со лба.

«Уилл, надо зашивать, а меня зрение подводит. Долорес сможет?»

— Думаю, да. Элеонор точно не зашьет. Позвать Ло?

Коппер кивает и ободряюще подмигивает Хлое.

«Еще пара минуток — и можно идти танцевать!» — говорит он ей.

Хлоя робко улыбается и прикрывает глаза. Коппер и сэр Уильям возятся с ней пятый час, все устали.

Генерал уходит и спустя пару минут возвращается вместе с Долорес. Девушка боязливо косится на распростертую на столе Хлою. Раттлер берет хирургическую иглу и шелковую нить, подает дочери.

— Ло, надо зашить рану. Иглу лучше брать зажимом вот так.

Девушка качает головой, отшатывается в сторону. Коппер смотрит на нее с укоризной.

«Принцесса, больше шить некому. У нас с отцом уже не такое хорошее зрение, руки дрожат. Вся надежда на тебя».

«Ей не будет больно?» — спрашивает Долорес, умоляюще глядя на Коппера.

«Будет, — мрачно кивает он. — Но она сильная, вытерпит. Давай. Помоги нам, пожалуйста».

Коппер становится рядом с Хлоей, поглаживает ее руку. Долорес смотрит то на него, то на отца, в глазах плещется паника.

— Давай, милая. И закончим с этим. Хлоя три месяца ждала, когда мы вытащим чертову машинку, — уговаривает девушку Раттлер.

Долорес поджимает губы, как готовый заплакать ребенок. Коппер неодобрительно косится на главнокомандующего, качает головой, решительно отстраняет Долорес от стола, забирает у нее иглу и нить.

— Коппер?..

«Валите к черту со своими нежностями. Если наша тонкая натура так боится, шить будет Стефан. Он не такой трус», — резко и зло жестикулирует подполковник.

Девушка тут же меняется в лице, выхватывает иглу и склоняется над Хлоей. «На каком расстоянии от края раны вкалывать?» — спрашивает Долорес.

— Четверть дюйма, — отвечает Раттлер. — Давай. Ты сможешь.

Коппер снимает с шеи белый шелковый платок, сворачивает его и бережно вкладывает Хлое в рот. Она смотрит на него со страхом и благодарностью, кивает. Долорес начинает шить.