состоянии настроения. Ее эмоции разгоняются от «пошел нахер» до «люблю» за считанные секунды. Это еще раз доказывает нашу с ней разницу в возрасте, когда ты наученный жизнью мужик, умеющий владеть собственными переменами нестроения, а она — юная беззаботная девчонка.

— У тебя экзамен в пятницу?

Кивает и улыбается.

— Заберу после экзамена.

— Значит завтра мы не увидимся? — по-детски выпячивает нижнюю губку вперед.

— Завтра ты будешь готовиться. Иди, Юлька, — возможно это выглядит, как желание поскорее от нее избавиться, но это не так. Если она сейчас не уйдет, я снова сорвусь, потому что эти грешные сладкие губы снова манят себя целовать.

— Ну ладно, — печалиться мелкая и берется за ручку двери, — я буду скучать! — озорно подмигивает.

Улыбаюсь. Маленькая такая, дурная.

— Ой, забыла, — вдруг спохватывается. Ее настроение мгновенно меняется, заставляя насторожиться и меня. — Кость, всё хочу тебя спросить. А что там с тем неизвестным номером? Не узнавал?

Да черта с два — не узнавал. Только порадовать мне ее нечем.

— Сим-карта левая. Ни на кого не зарегистрирована, — сжимаю яростно руль. — Может ты мне всё-таки расскажешь, что было в тех сообщениях?

Симка-однодневка. Детализация звонков и сообщений ничего не дала, потому что с этого номера никто ни разу не звонил и не отправлял сообщений, видимо, кроме тех, которые ей приходили с установленного мессенджера, и которые у меня возможности извлечь нет. Мои ребята держат руку на пульсе и, если телефон включится, они запросто запеленгуют сигнал. Но он, сука, молчит.

— Забей! — отрицательно крутит головой. — Неважно! — улыбается. — Уже неважно!

С хрена ли там, неважно. Все равно из-под земли достану. Главное, чтобы та паскуда включила трубку, а дальше дело техники.

Юлька, хохоча, выпрыгивает из машины и оббегает капот. Подходит к моему опущенному окну и сует свою макушку в салон. Ловлю ее губы до такого, как она успевает это сделать сама.

Черт, да что ж так трудно оторваться — то?

Но приходится.

— Люблю тебя, — шепчут ее влажные яркие губы, а глаза горят зияющей темнотой.

— Юль, — не хочу, чтобы говорила. Не хочу, потому что не могу ей взаимно ответить.

— Люблю, — настаивает бестолковая.

— Выпорю.

— Люблю, — отходит от машины и виляя своими узкими, но, зараза, аппетитными бедрами, направляется к своему подъезду.

Качаю головой и усмехаюсь. Связался, блть. Детский сад, е-мое.

— Люблю! — орет на весь двор, оборачиваясь, показывает язык и скрывается за подъездной дверью.

Ну попал ты, Романов…. на детский, блть, утренник….

34. Юля

— Ал, может мне покрасить концы в свой родной цвет? — накручиваю сиреневую прядку на указательный палец. Последнее время мне стало казаться, что я выгляжу нелепо с этим подростковым цветом волос. Романов и так всячески дает мне понять, что воспринимает меня как ребенка.

— Дура, что ли? — фыркает Рюмина и подмигивает двум парням, шагающим нам на встречу. — Это твоя изюминка. Привет, мальчики! — приторно расплывается своей фирменной рюминовской улыбкой.

Закатываю глаза и подхватываю Алку под локоть.

— Мы не за этим сюда пришли, забыла? — шиплю на подругу. — Давай в этот, — затаскиваю Рюмину в отдел женского нижнего белья.

— Разве с тобой забудешь? — усмехается Аллочка и подходит к самой крайней стойке с комплектами. — Примерно понимаешь, чем хочешь соблазнять своего пижонского Костюма? — подруга трясёт перед моим носом бюстгальтером такого размера, в чашке которого поместилась бы моя голова. Или две.

— Перестань его так называть, — раздражаюсь и выхватываю из рук Алки шапки для сиамских близнецов. — Это не мой размер.

— Думаешь здесь бывает минус второй? — деланно задумывается подруга, а потом начинает ржать.

Смотрю на Алку и костерю себя нецензурной бранью. Лучше бы Бореньку с собой взяла, чем эту ведьму, с которой обязательно проржем всё время и ничего не купим, а мне кровь из носа нужна парочка сногсшибательных комплектов.

У меня до сих пор краска стыда с лица не сходит, как вспомню гримасу Романова, когда он увидел мои хлопковые труселя с тыквами. Ну и где он будет меня воспринимать серьезно, если мои волосы цветные, трусы детские, а мозги недалекие? Утешаю себя лишь тем, что вчера я была не готова к прощанию с девственностью, но осадочек все равно остался.

— Ненавижу тебя! — смеюсь вместе с подругой. — У меня полная единица.

— Я тоже тебя люблю, Сурок, — складывает губы трубочкой и делает смачный чмок. — Но ты себе льстишь, — Алка присматривается к моей впуклой груди и, видимо, не найдя в ней ничего выдающегося, разочарованно вздыхает. — А как тебе эти? — Рюмина поигрывает бровями и демонстрирует микроскопические трусики без дна. Какой кошмар. — С вентиляцией и быстрым доступом! — хохочет моя чокнутая подруга.

— Девушки, вам помочь? — к нам подходит приятная молодая женщина-консультант и лучезарно улыбается.

— Пожалуй, да, — Алка осматривает салон и деловито сообщает, — покажите нам самые сексуальные комплекты, которые у вас есть!

Мои щеки вмиг пунцовеют, и вся я натягиваюсь прочной пружиной. Никогда не смогла бы ничего подобного сказать, а изо рта Рюминой всё выходит естественно и непринужденно.

Меня отправляют в примерочную и заставляют раздеться до трусов. Прикрываю оголенную грудь руками и пока подруга с консультантом подыскивают мне комплекты, рассматриваю свое обнаженное тело в зеркальной поверхности.

На правом бедре несколько слабозаметных красных пятна, но я их вижу. Потому что знаю и помню, как они были получены. Низ живота сводит приятной щекоткой, когда вспоминаю жадные, вперемешку с нежными прикосновения любимого мужчины. Я смотрю на себя и внешне ничего не изменилось, но внутри я другая. Больше не девочка. Женщина любимого мужчины. Я нисколько не сомневаюсь в своих чувствах и пусть Романов не верит, но я буду кричать ему до тех пор, пока не смирится.

Мне не стыдно выглядеть жалкой, потому что говорить о своих чувствах — не унизительно. Гораздо позорнее от них прятаться в панцирь. Я не понимаю Романова, зацикленного на возрасте. Почему он считает наши отношения провальными? Почему боится позволить себе любить, когда на его лице написано всё, что он чувствует?

Мы не выбираем, кого нам любить, так почему не умеем благодарить судьбу за подаренный шанс быть любимыми и любящими? Почему самолично отказываемся от счастья? Откуда эта токсичная неуверенность в себе?

Как он сможет отказаться от нас, когда мне уже не хватает его обездвиживающей мужской близости, запаха защищенности и требовательных поцелуев, ласкающих рук и снисходительной улыбки? Я уже врастаю в него с корнями, как он не понимает?

— Можно? — спрашивает женщина по ту сторону рельефной ширмы, выдергивая из калейдоскопа вращающихся мыслей.

Она приносит несколько видов совершенно фантастических комплектов: кружевных, сексуальных, откровенных.