- Ну как? – спрашиваю, уминая за обе щеки.

- Восхитительно, - хмыкает он, не сводя с меня взгляда. – Просто обалдемон!

64

Амина

- Может, тебе лучше перевестись на архитектурный? – невзначай интересуется Герман, когда после новогодних праздников мы возвращаемся с дачи его родителей в город.

- Ты уже десятый раз спрашиваешь, - отмахиваюсь я и, глядя в окно, думаю о надвигающейся беде. Я согласна и в сотый раз поговорить о смене профессии. Лишь бы снова не о родителях!

Что я могу рассказать Герману? Как объяснить, почему моих отца и матери не будет на свадьбе?

Навещая Софью перед отъездом на дачу, посоветовалась с ней. А в ответ услышала «ни в коем случае!».

- Нет смысла ворошить старое. Тем более у Лиманского и Айрата есть общие знакомые. А ну, как попрется выяснять отношения. Решит Айратику люлей навешать. Лучше не упоминать о нем, - убеждала меня Софья, кутаясь в больничный фланелевый халат.

И если самому Герману мои родственники нисколечко не интересны, то его родители настроены совершенно иначе. Им нужно точно знать, кого они принимают в семью.

Наверное, это правильная позиция. Вот только любые упоминания о родственниках вызывают во мне приступ паники. Видимо, не до конца затянулась рана, нанесенная мне отцом. Я будто снова вижу его, выбегающего из Питерского подъезда. И даже не знаю, чего больше хочется. Смеяться или плакать?

Первой разговор о моей родне заводит будущая свекровь. Высокая красивая женщина в ладно сидящих синих брючках и свободной белой блузке. Темные волосы аккуратно подстрижены, на лице минимум косметики. И мне поначалу кажется, что это старшая сестра Германа, а не мать.

- А твои родители, - с улыбкой спрашивает она. – Они собираются на свадьбу? Ты им сказала? Второе февраля уже скоро.

- Нет, - коротко бросаю я, не в силах продолжать этот разговор.

- Как же так? – тонкие брови чуть взлетают вверх, а губы складываются бантиком.

Приходится объяснять. Врать я не умею. Поэтому даю уклончивый и очень правдоподобный ответ, заранее согласованный с Софьей.

- С отцом и мачехой я поссорилась. А родной матери никогда и не знала.

- А-а, - кивает понимающе Татьяна Дмитриевна и задает новый вопрос. – Поссорились? Почему?

- Мачеха ждет ребенка. Накрутила отца против меня. Пришлось уехать, - замечаю осторожно. А сама прошу Аллаха, чтобы он прекратил этот допрос. Дал бы Татьяне новую заботу.

- Там, кажется, что-то пригорает на плите, - ведет носом вальяжный Владимир Андреевич, отец Германа.

Татьяна вскакивает и бежит на кухню. Оттуда слышатся ее охи и вздохи. А потом расстроенный голос.

- Фасоль сгорела! Я хотела сделать лобио по-грузински!

Чувствую, как рот наполняется слюной. И даже не могу скрыть своего разочарования. Обожаю это блюдо. Перетертую в пасту фасоль, приправленную острой аджикой, пряностями, чесноком и орехами.

- Не велика потеря, - смеется Герман. – Главное, мясо, мам!

Теперь, когда мы возвращаемся в город, Лиманский бросает на меня беглый взгляд и замечает, не отвлекаясь от дороги.

- Мои не сильно на тебя давили?

- Нет, что ты! – мотаю я головой. – Мне очень понравились твои родители. Жаль, что не могу ответить взаимностью и познакомить со своей семьей.

- Там все так плохо? – осторожно спрашивает Герман, перестраиваясь в левый ряд. – Ну, козел, - бухтит себе под нос, обращаясь к подрезавшему его седану.

- С ними нельзя помириться, - вздыхаю я. – Больше всего боюсь их реакции. Они воспротивятся нашему браку и увезут меня обратно домой.

- А чем я их могу не устроить? – фыркает Лиманский, давя на клаксон. – Ну, ты посмотри на этого идиота! – рычит он.

- Ты другой веры, Герман, - вздыхаю я печально. – И мой отец точно будет против.

- А переубедить его? – скашивает на меня взгляд Герман.

- Нет, это невозможно, - мотаю я головой, точно зная, что ни при каких обстоятельствах не обращусь к своему папаше.

- Тогда пусть ничего не знает, - отмахивается Лиманский. – Нам тут враги не нужны. Потом выручай тебя из плена. Уговаривай твоих родственников!

Улыбаюсь довольно и молчу. Не желаю объяснять очевидные для меня факты. Никто меня больше из дома не выпустит и с Лиманским даже встречаться не станет. Не будет же он брать штурмом дом отца? Да и тот запросто может увезти меня в деревню и запереть там. Или отправить к родственникам в дальнее село, где уж точно никто никогда не найдет. Даже Лиманский с его ресурсом.

- Для подписания никаха должен дать согласие на брак старший родственник, - вдруг вспоминает Герман. – Иначе брак будет считаться недействительным. Я узнавал у знающих людей. Кто-то из твоих сможет приехать? Или нам придется попросить кого-нибудь из знакомых представиться твоим дядюшкой.

«Герман, ты на все гаразд, только бы заполучить меня в жены!» - думаю весело. А вслух замечаю негромко.

- Я пригласила на свадьбу бабушку и дядю с тетей. Если у них получится, они обязательно приедут.

- А что может помешать? Твой отец? – порывисто интересуется Герман. – Они его слушаются?

- Папа контролирует финансы семьи, - лепечу я. – И дядя Искандер не захочет с ним ссориться.

- Я оплачу перелет. Договорись, когда они смогут приехать, и купи им билеты. Карту я тебе дам.

- Спасибо, - шепчу, давясь слезами. В порыве чувств подхватываю с ручника руку Германа и целую тыльную сторону ладони.

- Ты моя! - рыкает он, перехватывая инициативу. Тормозя на светофоре, обнимает меня крепко и впивается в губы голодным поцелуем. Чувствую, как жар разливается по всему телу. И инстинктивно поджимаются пальцы на ногах. А внизу живота пульсирует желание.

- Не могу тебя отпускать каждый вечер, - шутливо жалуется Герман, когда мы входим в кабину лифта. – Я уже как дурак дни считаю, - бубнит он, нажимая кнопку моего этажа.

- Я тоже, - признаюсь, утыкаясь лицом ему в грудь. – Сейчас посмотрю, как устроилась Софья после больницы, ее сегодня Олеся должна была забрать, и приготовлю ужин. А ты приходи через час…

- Только не вари змеиный суп, - смеясь, предупреждает меня Лиманский. - Второй раз мне его не осилить.

- Я научусь готовить домашнюю лапшу, обещаю, - заявляю  торжественно и тут же получаю награду. Поцелуй в нос.