class="p1">- До ужина, храбрый повар, - улыбается Герман и легко сбегает вниз к себе домой.

65

Открыв дверь своим ключом, я сразу натыкаюсь на ботиночки Олеси и одинокий сапожок Софьи.

- Вернулась, душа моя! – радостно заглядываю в комнату. Наскоро скидываю куртку и сапоги. Несусь к моей дорогой Софье. Обнимаю ее, себя не чуя от радости.

- Алинка моя, - улыбается мне Софья, лежа в постели на высоких подушках. Стирает со щеки одинокую слезинку. – Как ты тут без меня жила?

- Не померла, как видишь, - ехидно фыркает Олеся, развалившись поперек кровати. Еще чуть-чуть, и заденет загипсованную ногу Софьи.

- Может, подушку подложить? – спрашиваю, кивая на гипс.

- Да, возьми в комоде подушечку, - тут же соглашается Софья.

Укладываю ее ногу на возвышение. Подтыкаю рядом одеяло. Недовольно кошусь на Олесю. Ну, как можно в уличной одежде завалиться на постель?

Сдерживаюсь, чтобы не сделать замечание.

- Сейчас ужин приготовлю, - хочу поскорее выйти из комнаты. – Мы по дороге купили фарш. Котлетки пожарю. Только я позвала к столу Германа. Надеюсь, вы не будете возражать?

- У тебя с ним роман? – резко бросает Олеся, приподнимаясь на локте. И даже надменно приподнимает бровь.

Но я в порыве чувств не сразу замечаю нескрываемое раздражение.

- Мы скоро поженимся, - хвастаюсь я беззаботно.

- Да это фигня! - отмахивается  Олеся. – Какая свадьба? Ты чего? Сама подумай, кто ты? Чмо в ботах! И кто он?

- Олеся, - строго предупреждает мать. Но та словно не слышит никого.

- Вся эта свадьба - голый номер. Лиманский, наверное, с кем-то поспорил, что оприходует тебя первым. Вот и старается. А никакой свадьбы не будет! Даже не рассчитывай!

Густо размалеванная девица вскакивает с кровати и всплескивает руками. А я смотрю на странную фигуру в джинсах-скинни и широкой толстовке. Вглядываюсь в отечное лицо и мешки под глазами и не вижу ничего человеческого. Та расторопная веселая девчонка, которая помогала мне в Эргонио, куда-то пропала. А вместо нее появилась злая албасты[1] .

- Мам, ну хоть ты ей скажи! Вот дура-то! - разоряется Олеся, пытаясь привлечь мать на свою сторону.

- Замолчи сейчас же, - останавливает ее мать. – Перестань молоть чушь!

- Ты на ее стороне, что ли? – удивляется Олеся. – Тоже веришь в сказочки о благородном и прекрасном принце. А он придет, отымеет ,куда только сможет, и пошлет на фиг! Ой, не могу, - зло смеется она.

- Какая же ты злая, Олеся! – вскидываюсь я, негодуя. Но не хочу ввязываться в ссору. Софье сейчас нужен отдых, а не наши крики. И выскочив в коридор, спешу к себе. Но, только заскочив в спальню, понимаю, что принадлежит она все-таки Олесе. На полу валяется ее сумка, и дверца шкафа приоткрыта.

«Нужно успокоиться побыстрее, - думаю я, без сил опускаясь в креслице около туалетного столика. Привычно открываю ящик, собираясь достать серьги. Просто посмотреть на них и, положив пальцы на прохладные камни, почувствовать себя кому-то нужной. Той же Зареме, например.

Но рука скользит по гладкому дереву. Шарю лихорадочно и ничего не понимаю. А заглянув в ящик, ошалело оглядываюсь по сторонам. Я не могла переложить куда-то еще свои сокровища. Но деньги и бархатный чехол с серьгами пропали. Глупые мысли роятся в голове, но я отметаю всякие подозрения.

«Нет! Олеся не могла!» - твержу себе. Но увидев злую усмешку, все понимаю правильно.

- Ты! – наступаю, прямо смотря в глаза. – Верни мне сейчас же деньги и серьги!

- Олеся, как ты посмела? - охает с кровати Софья. – Ты же обещала…

«Значит, не первый раз она попадается, - отмечаю про себя, вцепляясь воровке в волосы. Деру из стороны в сторону.

- Отдавай сейчас же! – кричу в голос.

- Ты! Дура! – отталкивает она меня. – Ну, взяла я! И что ты мне сделаешь? Я была в своей собственной комнате! И достала что-то из своего ящика. Нечего было туда класть!

- Но я не знала! – хватаюсь я обеими руками за пылающие щеки. – Я никуда не пойду. Обещаю. Просто верни мне серьги, а деньги оставь себе! Иначе я тебя отлуплю, зараза!

Но мерзкая девица только ухмыляется, направляясь к выходу.

- Попробуй, только тронь. Быстро в кутузке окажешься. Да и кто видел твои серьги, шваль подзаборная? Еще скажи, что там кольцо с бриллиантом лежало!

Сжимаю пальцы, чувствуя, как тонкий золотой ободок впивается в кожу, а квадратный бриллиант чуть царапает мизинец. Мысленно радуюсь  тому, что кольцо Германа ношу, не снимая. А главное, у меня хватило ума не похвастаться им перед глупой вороватой девицей.

- Олеся, верни сейчас же серьги, - решительно заявляет Софья, пытаясь встать. Хватаясь за костыль, добавляет в сердцах. – Хватит меня позорить. Ты же клялась!

Вижу, как глаза моей благодетельницы наполняются слезами.

- Я прошу тебя. Умоляю…

- Ладно! Только из-за тебя, мам! - снисходительно бросает Олеся. И протягивает мне какой-то чек.

- Что это? – гляжу, недоумевая.

- Квитанция из ломбарда, деревня! – фыркает Олеся. – Там сегодня нужно выкупить твои уродские сережки. Иначе они поступят в продажу. Гоу, Амина! Шевели булками! – хохочет она.

- Какая же ты дрянь, - вздыхает Софья, опускаясь на постель. – Уходи, чтобы я тебя не видела! Ты, наверное, и у меня все выгребла, - с болью в голосе восклицает она. - А напоследок и к Алинке полезла…

- Мне надо, ты сама знаешь, - негодуя, заявляет Олеся. – Мне и так тяжело. А ты ничем не помогаешь!

- И не собираюсь! - кричит Софья. – Проваливай отсюда!

- Ты променяла меня на эту дуру? – недоверчиво тянет Софья. – Меня? Свою дочь?

Закрываю уши, стараясь не слышать. И зажав в руке заветную бумажку, выбегаю из квартиры. Несусь к Герману и неистово жму на кнопку звонка.

- Помоги. Помоги, пожалуйста! – прошу, заливаясь слезами. Вваливаюсь в квартиру и падаю на грудь ничего не понимающего Германа. Утыкаюсь носом в черный свитер, который он не успел снять.

Лиманский тут же втягивает меня в комнату и, прижав к себе одной рукой, другой вынимает квитанцию ломбарда из моих одеревеневших пальцев.

- Что это? – спрашивает изумленно. – Что случилось, Алина?

- Олеся украла у меня серьги. Сдала их в ломбард. Нужно