– Ты говорил о деньгах. Это вторая причина моего прихода.

– Знаю, что у вас при себе денег никогда нет. Сколько вам нужно?

– Ну, долларов двадцать. Заверяю тебя, Арчи…

– Ладно уж. – Я протянул ему двадцатку.

– Однажды меня посадили в тюрьму в Болгарии…

Подойдя к двери, я открыл ее и завопил на весь коридор:

– Эй, надзиратель! Я совершаю побег!

Надзиратель вынырнул откуда-то и помчался ко мне, спотыкаясь от усердия. За ним с испуганной физиономией появился Осгуд. С другой стороны коридора галопом прискакал полицейский с револьвером в руке.

– Первоапрельская шутка, – улыбнулся я. – Проводите меня в мою спальню. Я хочу спать. Меня сморил деревенский воздух.

– Шут! – прогремел Осгуд.

Надзиратель не мог скрыть облегчения. Весело пожелав Вульфу спокойной ночи, я отправился в камеру.

Безил сидел на койке и причесывался. Он осведомился, из-за чего была шумиха, и я сказал, что у меня был припадок. Узнав от Безила, что свет выключают в девять часов, я начал готовить себе постель. Пяти газет должно было хватить с избытком, чтобы застелить всю койку двойным слоем. Увидев, чем я занимаюсь, Безил даже перестал причесываться. Когда я закончил, он сказал, что газеты своим шуршанием не дадут заснуть ни мне, ни ему. Я ответил, что стоит мне лечь, я тут же засну как бревно, на что он зловещим тоном отозвался, что в нашем положении это может оказаться не так просто. Тем не менее я завершил свой труд.

Было уже около девяти часов, когда в замке снова повернулся ключ, дверь распахнулась, и надзиратель сказал, что ко мне пришли.

– Черт возьми, – усмехнулся Безил, – придется провести сюда телефон.

– Это не может быть Вульф, – подумал я. – Пожалуй, только Уодделл и Барроу, а на то, что меня вздумают выпустить, шансов нет. Поэтому я решил, что они могут подождать до утра.

– Скажите, что я уже сплю.

Даже при адском тюремном освещении я заметил, что надсмотрщик удивлен.

– Разве вы не хотите ее видеть? – спросил он.

– Ее?

– Ну да, вашу сестру.

– Черт бы меня побрал! Так это моя обожаемая сестричка! И я пошел на свидание по двум причинам. Во-первых, из любопытства. Конечно, это могла быть Нэнси или Каролина, но мне хотелось, чтобы «сестрой» оказалась Лили, и удостовериться в этом я мог только собственными глазами. Во-вторых, я сознавал, что должен отблагодарить посетительницу, кто бы она ни была. В девять часов никаких посещений в тюрьме не разрешали, так что Лили, если это она, должна была хорошо подмазать тюремщиков, а я терпеть не могу, когда деньги тратят попусту. Насколько я мог вспомнить, это был первый случай, чтобы кто-то заплатил за удовольствие видеть меня. Я даже растрогался.

Это оказалась Лили. Старший надзиратель восседал за своим столом и на сей раз не ушел. Лили сидела на стуле в темном углу, и я подошел к ней.

– Здравствуй, сестренка, – сказал я, присев рядом.

– Знаешь, – начала она, – вчера я думала, что с тобой делать, но мне и в голову не приходило тебя запереть. Когда тебя выпустят, я, пожалуй, это сделаю. Кстати, когда это будет?

– Понятия не имею. Во всяком случае, Рождество я рассчитываю встретить дома. Как поживают мама, папа, Оскар, Виолетта, Артур?

– Прекрасно. Здесь уютно?

– Потрясающе.

– У тебя есть какая-нибудь еда?

– Сколько угодно. У нас здесь свой снабженец.

– А деньги есть?

– Конечно. Сколько тебе нужно?

– Я тебя серьезно спрашиваю.

Она открыла сумочку. Я протянул руку и закрыл ее.

– Не надо. Джимми Пратт дал мне сегодня десять долларов, и из-за них я оказался в тюрьме. Деньги – зло.

– Что я могу для тебя сделать, Эскамильо?

– Ты принесла какое-нибудь постельное белье?

– Нет, но я могу достать. Тебе нужно?

– Нет, спасибо, я спросил просто из любопытства. У меня вполне достаточно газет. Но можно попросить об одном одолжении?

– Я не усну, пока не выполню твою просьбу.

– Ты еще не будешь спать в двенадцать часов?

– Нет.

– В полночь позвони домой Осгудам и вызови Ниро Вульфа. Скажи, что ты миссис Тит Гудвин и что ты только что прилетела из Кливленда и остановилась в кроуфилдском отеле. Скажи, что получила от своего сына Арчи телеграмму, в которой он сообщал, что сидит в тюрьме, несчастный, всеми покинутый и одинокий. Спроси его, какого черта он засадил меня в тюрьму. Скажи, что подашь на него в суд и хочешь с ним встретиться рано утром, что он должен как можно быстрее исправить свою ошибку и искупить вину. Обязательно скажи, что он должен искупить свою вину. – Я подумал немного. – Пожалуй, этого будет достаточно.

– Я все поняла, – кивнула Лили. – В этом есть доля правды?

– Нет, это я так, фантазирую.

– В таком случае, почему бы мне не вытащить его из постели этой ночью? Пусть явится ко мне в отель, хоть в полночь.

– Ни в коем случае. Он убьет меня. Хватит того, что я сказал.

– Ладно. Что-нибудь еще?

– Нет.

– Поцелуй меня.

– Не могу – я еще не умывался. К тому же мне следует соблюдать осторожность. Однажды в метро я поцеловал девушку, и когда она пришла в себя, то оказалась на крыше Эмпайр стейт билдинг.

– Боже всемогущий! А никто не попадал из-за тебя прямо в рай?

– Рай такими просто кишит.

– Когда тебя отсюда выпустят?

– Не знаю. Спроси об этом Ниро Вульфа.

– Хорошо. Теперь о том, зачем я пришла. Любой залог, который потребуется, я могу внести завтра утром. Как ты на это смотришь?

– За меня могут много запросить.

– Я же сказала – любой.

– Ниро Вульф может приревновать. Я сойду с ума, если вы устроите торг из-за меня.

В девять часов утра Безил сидел на койке и причесывался. Я тоже сидел на койке, все еще покрытой измятыми газетами, и чесался: сначала плечо, потом бедро, потом левую руку. Я чесался и напряженно морщил лоб, пытаясь вспомнить название книги о тюремных реформах, которая стояла в книжном шкафу у Вульфа. Мне было стыдно, что я ее не читал, так как в противном случае работа над придуманным мною проектом шла бы куда более успешно. Эта идея пришла мне в голову, когда нас всех выгнали в коридор под предлогом так называемой зарядки.

– Сколько уже с нами? – спросил Безил.

Я ответил, что подписали четверо, а трое дали согласие. Я оставил попытки вспомнить название книги, вытащил из кармана записную книжку и пробежал глазами исписанные мною странички: