Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Простите, как ваше имя?
– Филипп Кувер. Я – ваш представитель.
Он буквально трахал ее взглядом. Его глаза не просто оказались сверху, но подхватили все ее тело и опустили его на себя. И боль от разрыва с известным актером ушла, сменившись герпетической лихорадкой нового увлечения. В последние несколько лет Кремора невероятно разбогатела. Ее полюбили женщины, с которыми она никогда бы не заговорила. Но влюбленности ее остались точно такими же, как всегда. Яростными, детскими…
Весь уик-энд она смотрела, как он плавает в небольшом бассейне с морской водой, ест севиче из гребешков и проявляет галантность. А потом она несколько месяцев выслеживала его повсюду, как бы случайно встречаясь с ним на вечеринках. Она старалась стать еще более знаменитой и лучше разбираться в политике. Она надеялась, что все эти маневры помогут ей добиться от него свидания. Но на магию она не рассчитывала.
В тот судьбоносный день Кремора пришла в Gjusta, потому что он здесь будет. Она платила своей помощнице, чтобы та следила за ним. Но придя в кафе, она увидела его с Маргаритой. Было совершенно ясно, что они трахались. И не просто трахались – а занимались сексом без презервативов и хотя бы раз побывали в Палм-Спрингс вместе.
В Креморе что-то щелкнуло. Некоторых приводит в ярость сама идея изысканности.
Разумеется, все началось много лет назад, с первой женщины, которую ее отец привел домой после того, как мать Креморы умерла печальной, хрупкой, истощенной, бледной смертью больной молодой матери. Как-то утром, спустя несколько месяцев после похорон, десятилетняя Кремора увидела, как чужая женщина готовит яичницу на их грязной белой плите. Отец варил кофе и что-то мурлыкал под нос. Женщина была ослепительной – Кремора сразу же это поняла и почувствовала, что этой мыслью предала собственную мать.
– Это моя подруга Патриция, – сказал отец, сияя.
На Патриции было бесформенное льняное платье, а ее длинные черные волосы блестели ведьмовским блеском.
Несколько недель Кремора думала о самоубийстве. Но потом оценила все иначе. Когда она была совсем маленькой, и мать ее только что заболела (поначалу все думали, что она просто устала, потому что она стала слишком долго спать), Кремора научилась самостоятельно просыпаться, чтобы идти в школу. Ей достаточно было лишь подумать о точном времени, 6.30, мысленно увидеть эти цифры, и дело было сделано. Она снова и снова писала эти цифры на листочке бумаги, пока они не заполняли весь ее мозг. И каждое утро ее глаза волшебным образом открывались ровно в 6.30.
Этот прием она применила и к Патриции. После школы она шла в библиотеку и изучала редкие заболевания. Через несколько минут она остановилась на геморрагическом проктоколите. Она рассматривала фотографии в энциклопедиях и медицинских журналах и представляла, как у красивой черноволосой женщины из ануса течет кровь. Она представляла, как Патриция сидит на белом диване, на котором умерла мать Креморы, а под ней образуется огромная кровавая лужа. Она даже создала доску желаний, наклеила буквы имени Патриции рядом с вырезками из журналов и красными кляксами маркера. Доску она спрятала под кровать и каждую ночь думала о ректальном кровотечении.
Через полгода Патриции поставили диагноз – рак мочевого пузыря. Что ж, решила Кремора, это довольно близко. Отец ее бросил, потому что, как он говорил, он не может потерять еще одну женщину. Впрочем, для Креморы почти ничего не изменилось. Отец никогда не брал ее в боулинг, они никогда не обедали в ресторанах вдвоем. Потом у него появилась новая подружка, рыжая, с торчащими вперед зубами. Кремора даже не удосужилась возненавидеть ее. Ей было грустно. Исчезновение одержимости походило на обвисшую грудь. И она начала ненавидеть себя. Хотеть от мужчин такого, что невозможно было выразить. Есть слишком много натуральных снеков – веганские сырные палочки и луковые чипсы с островов.
В тот день в Gjusta она не пыталась что-нибудь активно делать. Она лишь злилась на очередную красивую женщину, готовившую яйца. И эта злость пронизывала все ее тело. За долгие годы она ни разу не влюблялась в мужчину, который ответил бы ей любовью. Где-то внутри ей стало все ясно. Ей не пришлось сосредоточиваться долгие недели, как в прошлый раз, потому что чувство унижения включилось мгновенно, как газонокосилка.
Именно в этот момент Филипп Кувер посмотрел на нее. И официантка словно испарилась.
– Привет! – воскликнул он, махая ей с другого конца зала.
Он подошел к столику Креморы с гигантской чашкой кофе в руках и уселся. Кремора заметила ненавидящий взгляд официантки, и тут же глаза девушки затуманила слеза. «Ну и катись в Марокко! – мысленно воскликнула Кремора и засмеялась. – Катись в Шефшауэн и расхаживай там по улицам со своими блестящими черными волосами!» Как бы то ни было, в этот момент магия сработала. Политик был очарован. Он принадлежал ей. С этого момента они стали неразлучны.
– Ну пожалуйста, – взмолилась Саммер.
– Нет, – ответила Маргарита. – Иди сама.
– Я не могу пойти без тебя. Там будут классные парни.
– Парни тебе важнее, чем моя боль.
– Ну будь реалисткой! Каждая курочка больше думает о классных парнях, чем о боли другой женщины. Черт! Меня больше заботит, смогу ли я заказать водостойкую тушь Dior Show или нет. Ненавижу что-то возвращать.
Они сидели в кафе. Две официантки. Саммер погрузилась в яркие воспоминания. Маргарита была более серьезна – ведь она приехала из другой страны. Этим вечером должен был состояться благотворительный вечер в доме некогда известной актрисы, в Малибу.
Саммер сделала за Маргариту всю ее работу. И если Маргарита откажет Саммер, на этом все кончится. Придется идти. Она заплакала.
– Черт, подруга, ты серьезно? – Саммер отвлеклась от своего отражения в блестящей стальной поверхности стола, сделав вид, что потрясена слезами Маргариты.
– Иди к черту!
– Сама иди! – огрызнулась Саммер. – Ты можешь захомутать кого угодно.
Как бы не так. Она была красива и умна, и когда-нибудь станет прекрасной матерью, но этого недостаточно. Недостаточно даже любить себя. Сегодня женщине нужно множество всего разного. Быть красивой уже немодно. Успешного мужчину воспринимают лучше, если у него безобразная жена.