Увидев, как один из слуг улыбается, Картан наконец понял, в чем дело.

Но было уже слишком поздно.

Он ощутил холод, свернув за угол и остановившись прямо перед Деймоном. Картан давным-давно перестал пытаться разобраться в чувствах, которые охватывали его при каждой встрече с этим человеком, — гнев, облегчение, страх, зависть, стыд. Сейчас же он подумал только об одном: убьет Деймон его на месте или нет.

Картан вытащил последний козырь из рукава. Он растянул губы в язвительной, презрительной улыбке и произнес:

— Ну, здравствуй, кузен.

— Картан. — Голос Деймона звучал абсолютно нейтрально и был приправлен скукой.

— Значит, тебя снова призвали ко двору. Что, тетушке Хепсабах внезапно стало одиноко? — Именно. Нужно напомнить ему о том, кто он такой.

— Что, Доротее тоже?

Картан попытался сдержать негодование — или, по крайней мере, не дать ему просочиться в ответную реплику. Нельзя было презрительно ухмыляться и вспоминать те вещи, которые он никак не мог забыть.

— Я как раз собираюсь доложить Доротее о своем присутствии, — мягко произнес Деймон. — Но, разумеется, могу отложить явление пред ее светлые очи еще на несколько минут. Если тебе тоже нужно побеседовать с ней, лучше иди вперед. После встречи со мной Доротея, как правило, не в духе.

У Картана возникло ощущение, словно его только что ударили. Деймон ненавидел его уже много веков за то, что он наговорил как-то раз, и еще больше — за то, что он сделал. Но, оказывается, кузен помнил и другие времена — и поэтому даже сейчас готов был пойти на небольшую уступку, чувствуя известное сочувствие к своему младшему двоюродному брату.

Не осмелившись сказать больше ни слова, Картан кивнул и поспешно направился дальше по коридору.

Он не рискнул сразу же войти в приемную, где ожидала Доротея. Вместо этого Картан юркнул в первую попавшуюся пустую комнату, которую только смог найти. Прислонившись к запертой двери, он почувствовал, как слезы обжигают глаза и сбегают вниз по щекам.

— Деймон, — прошептал он.

Деймон был одним из его кузенов, чье положение в семье маленький Картан никогда не понимал до конца. Он знал наверняка только одно: оно было очень ненадежным и определенно отличалось от его собственного. Картан был единственным сыном Доротеи, испорченным и избалованным, с собственными слугами, наставниками и гувернантками, покорно исполнявшими любой его каприз. При этом он с детства прекрасно понимал, что стал лишь еще одним драгоценным камнем в ее короне, красивой вещью, новым украшением, которым можно гордиться, выставляя напоказ.

Однако вовсе не к Доротее, или наставникам, или гувернанткам маленький Картан прибегал за утешением, если случалось оцарапать колено, или ему становилось одиноко, или было совершенно необходимо похвастать своим последним маленьким приключением. Не к ним. Он всегда прибегал к Деймону.

К Деймону, у которого постоянно находилось время поговорить — и, что куда важнее, выслушать. К Деймону, который учил его кататься верхом, фехтовать, плавать, танцевать. К Деймону, который терпеливо читал ему одну и ту же книжку, раз за разом от начала до конца, потому что она была его любимой. К Деймону, который покорно отправлялся с ним на долгие, бесцельные прогулки. К Деймону, который ни разу не продемонстрировал своего неудовольствия оттого, что мелкий карапуз ходит за ним по пятам. К Деймону, который обнимал, укачивал, успокаивал его, когда он плакал. К Деймону, который то и дело совершал набеги на кухню поздно ночью, хотя это было запрещено, и приносил Картану фрукты, рулеты, холодное мясо — словом, все, что могло приглушить неутолимый голод, который он испытывал всегда, потому что под бдительным присмотром матери мальчику не давали как следует наесться. К Деймону, которого однажды поймали на этом и побили, но он никому не сказал, что еда предназначалась для маленького кузена.

К Деймону, чье доверие он предал, чью любовь потерял, произнеся всего одно слово.

Картан еще был долговязым подростком, когда Деймона впервые призвали к другому двору. Было очень больно потерять единственного человека, кто действительно любил его и считал мыслящим живым существом. Однако к этому возрасту Картан уже начал понимать, что не все шло гладко, что над Деймоном нависла беда и проблема заключается в его положении при дворе Доротеи. Он знал, что его кузен служил Доротее и Хепсабах, а также ковену Черных Вдов, подчинявшемуся Верховной Жрице, хотя совсем по-другому, не так, как служили консорты и другие мужчины, которых иногда призывали. Он знал о Кольце Повиновения, о том, как с его помощью можно управлять рабом, даже если он сильнее и носит темный Камень. Ему было непонятно, почему Деймон испытывает такое отвращение перед женским прикосновением. Картан гадал, почему Деймон и Доротея все время ссорятся, так громко выкрикивали проклятия, что стены казались не толще бумаги. Чем дальше, тем хуже, и вскоре эти споры начали заканчиваться обращением матери Картана к Кольцу. Она наказывала Деймона мучительной болью до тех пор, пока он не начинал молить о прощении.

Однажды он отказался служить одному из ковенов, подвластных Доротее.

Верховная Жрица немедленно созвала Первый, Второй и Третий Круги двора. Вместе со своим мужем, Ланзо Са-Дьябло, вечно пьяным насильником, чья единственная заслуга заключалась в том, что он дал Доротее свою фамилию. И началось наказание.

Картан спрятался за занавеской. Холодея от страха, он наблюдал за тем, как Деймон борется с властью Кольца, с причиняемой болью, борется с охранниками, которые удерживали его на месте, не давая напасть на Доротею. Потребовался целый час мучений, чтобы поставить его на колени, стонущего в агонии. Еще один час ушел на то, чтобы заставить его ползать у ног Доротеи, умоляя о прощении. Однако, прекратив посылать стрелы боли через Кольцо, мать Картана не позволила Деймону вернуться в свою комнату, где Мэнни дала бы ему снотворное и смыла холодный пот с его тела, чтобы он мог спокойно спать до тех пор, пока боль не утихнет. Вместо этого Верховная Жрица приказала привязать его за руки и за ноги к одной из колонн и заткнуть рот кляпом, чтобы приглушить стоны боли, и оставила его там, чтобы унизить как можно сильнее — а заодно продемонстрировать другим на его примере, что нужно выполнять приказы. Сама же она преспокойно занялась другими делами двора.

Этот урок не прошел даром для Картана. Оказаться Окольцованным значило полностью попасть под жесткий контроль со стороны. Если даже Деймон не мог выдержать этой боли, значит, и он сам не справится. Он понял, что нельзя давать Доротее повода надеть на него Кольцо.

Той ночью, после того как Деймону дали немного отдохнуть, ему было приказано обслужить ведьму, от которой он не так давно отказался.

Той ночью впервые от него повеяло холодом.

Люди Крови были знакомы с двумя разновидностями гнева. Жаркая ярость была поверхностной даже на пике — так сердятся на друзей, любовников, членов семьи. Это ничего не значащее чувство, появляющееся в повседневной жизни. Но холодный гнев был гневом Камней — глубокой, неприкосновенной ярости, которая зарождается в самом сердце Сущности живого существа. Неутолимый, почти всегда неукротимый — до тех пор, пока не выплеснется на поверхность. Холодный гнев не притуплялся ни болью, ни голодом, ни усталостью. Он поднимался из таких глубин, что тело, вмещавшее его, уже не имело никакого значения.