Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ко мне пойдемте, там поговорим.
На этой оптимистической ноте оба персонажа покидают сцену.
Сцена 2
Там же. Передняя во дворце
Входит лорд-камергер, читая письмо.
Письмо в руках у камергера написано его слугой, которого хозяин отправил выбирать лошадей. Поскольку о цене не говорится ни слова, можно предположить, что слугу послали не покупать этих лошадей, а отобрать из имеющихся. То ли из конюшен самого лорда-камергера, то ли из поместий его вассалов в виде подати. Но сие не суть важно. Так вот, когда молодых, красивых, породистых лошадей уже снабдили сбруей и полностью подготовили к перегону, явился слуга кардинала Вулси и нахально забрал их, сославшись на то, что у него есть приказ кардинала и соответствующие полномочия. И добавил при этом, что его господин требует, чтобы ему служили лучше, чем даже самому королю. «И вот это-то, сэр, и заткнуло нам рты», – заканчивает слуга свою объяснительную записку.
– Н-да, – задумчиво, но зло говорит лорд-камергер. – Ладно, пусть берет коней. Он берет все, что захочет, и с этим ничего не сделать.
Входят герцоги Норфолк и Сеффолк.
А вот и Чарльз Брендон, герцог Сеффолк (Саффолк, Суффолк) нарисовался, давний, с юности еще, дружбан нашего короля Генриха Восьмого. Они вместе в молодецких развлечениях зажигали, потом породнились. У Генриха была младшая сестренка Мария, ее удачно выдали замуж за короля Франции, но тот был старенький и быстро помер, а Мария тут же выскочила замуж повторно как раз за этого Чарльза Брендона. Ей как принцессе английской королевской крови и вдовствующей королеве Франции полагалось испрашивать разрешения на брак у правителей, но она этого не сделала, поскольку понятно, что никакого разрешения ей не дали бы. Такая «аппетитная» вдовушка должна приносить пользу политике страны, а не любовью развлекаться. Ей подобрали бы правильного во всех отношениях мужа. Но Мария захотела Чарльза и получила его самовольно. Обычно в таких случаях ослушников отлучали от двора и загоняли «в деревню, в глушь, в Саратов», как писал Грибоедов, но король великодушно простил любимого друга и младшую сестренку, хотя и наложил на них огромный штраф. Супруги остались при дворе, а Брендон так и продолжал быть ближайшим к королю дружком.
В первом акте пьесы имя «Брендон» уже мелькало, но то был дежурный офицер, который пришел арестовывать Бекингема. Просто однофамилец. Мы на этом останавливались, если помните.
Лорды здороваются, и Сеффолк интересуется у камергера:
– Чем занят король?
– Сидит один в печали и тоске, – отвечает камергер.
– А что случилось? – удивляется Норфолк.
– Думаю, переживает из-за того, что женился на вдове брата.
Ага, щас. Столько лет в браке – и вдруг начал переживать. Совесть пробудилась. Сказочки для дураков.
Ну и Сеффолк-то не дурак, его такими россказнями не проймешь.
– Да нет, – усмехается он, – в нем совесть пробудилась не из-за брака с королевой, а из-за новой дамы сердца.
А Норфолк якобы не понимает, что речь идет о его внучке Анне Болейн! Делает постную мину и причитает:
– Ах, это все происки кардинала! Он всеми вертит, как пожелает! Но когда-нибудь король поймет, что это за птица!
– Дай бог, – хмыкает записной циник Сеффолк. – А пока что наш король сам себя не понимает, не то что кардинала.
– С виду кардинал такой благочестивый, дела ведет так усердно, – продолжает Норфолк. – А что мы видим? Союз с племянником королевы, императором Карлом, он разорвал, отношения испортил, королю нашептывает всякие глупости про его брак с Екатериной и порождает в Генрихе «укоры совести, тревоги, страх». И внушает, что единственный способ избавиться от душевных метаний – развод. Вы только представьте! Чтобы успокоить совесть, нужно развестись с женщиной, с которой прожил двадцать лет в счастливом браке и которая все эти годы его любила и до сих пор любит! Ничего себе представления о благочестии у нашего кардинала!
В этом месте нам с вами придется сделать небольшую остановку и призадуматься. Нужно прояснить два вопроса.
Первый: так когда все-таки происходит действие? Генрих Восьмой и Екатерина Арагонская вступили в брак в 1509 году. Если, как утверждает герцог Норфолк, они 20 лет прожили в браке, то на дворе (в смысле – на сцене) 1529 год. Ну, возможно, между Сценой 1 (казнь Бекингема в 1521 году) и Сценой 2 второго акта прошли годы, это бывает, но обычно случается между актами, а никак не между сценами внутри одного акта. Допустим. Но позвольте, а как же Норфолк? Он же умер еще в 1524 году! А тут он, получается, живой-здоровый…
Второй вопрос: а что это у нас с герцогом Норфолком? В первом акте мы видели его осторожным, дипломатичным, предусмотрительным даже в беседе со своими сторонниками-антивулсистами. И вдруг в разговоре с лордом-камергером, человеком, преданным кардиналу (по крайней мере внешне), старый герцог позволяет себе открыто критиковать всесильного Вулси? Более того, здесь же присутствует ближайший и любимейший дружок самого Генриха Восьмого, Чарльз Брендон, герцог Сеффолк, а король, как мы знаем, обожает Вулси, доверяет ему полностью и не потерпит ни одного неуважительного слова в адрес кардинала. Ежу понятно, что Сеф-фолк донесет до Генриха каждое сказанное слово. С чего это Норфолк так осмелел? Или утратил бдительность?
Камергер тоже не выражает особой преданности кардиналу и поддакивает Норфолку:
– Избави нас боже от таких советов! Вся страна говорит о разводе короля и все сожалеют, никому эта идея не нравится. Те, кто поумнее, понимают, конечно, что наш король нацелился на французскую принцессу, сестру Франциска, надо же укреплять союз с Францией. Но все равно это безобразие!
Этот наглец королю глаза застит, но Генрих рано или поздно прозреет и не даст кардиналу сделать нас рабами.
Во как заговорил-то наш лорд-камергер! Поистине, что-то неладное происходит, раз Вулси столь стремительно теряет сторонников и его перестают бояться. Или Шекспир уже вообще забыл, о чем написал в первом акте пьесы и какими вывел своих персонажей? Тоже возможный вариант.
– В общем, нам нужно молиться о своем спасении, – говорит Норфолк, – иначе этот властелин из всех вельмож сделает пажей. Он творит, что хочет.
А вот Сеффолк чувствует себя куда более уверенно:
– Я не люблю кардинала, но и не боюсь его. Все, что у меня есть, мне дал не Вулси, а король, и пока король ко мне благосклонен, я в полной безопасности. Кардинал для меня – пустое место, «его проклятья и благословенья – все это миф, мираж,