Вексфорду подумалось, что, будь Мелина настоящей подругой Полли, она бы потратила время на то, чтобы утешать ее, а не наряжаться в пух и прах. Однако сейчас у него не было времени размышлять о лицемерии женщин, пытающихся, несмотря на несчастья, предстать перед мужчинами в как можно более выгодном свете. Вскинув на него прекрасные глаза, которые, наверное, тоже умели проливать слезы, когда нужно, Мелина произнесла сладким голоском:

– Но вы же не со мной пришли поговорить, да? Думаю, Полли уже готова вас принять. Она там, у себя. Я пыталась уверить ее, что все будет хорошо, нужно только сказать правду, и что вы совсем-совсем не злой. Вы же не будете на нее сердиться, правда?

С инспектора очарование уже спало, а вот Лоринг стоял как вкопанный и смотрел на девушку телячьими глазами.

– Лучше бы мне удалось рассердиться на вас, мисс Патель, – усмехнулся Вексфорд и поймал самодовольный взгляд Мелины. – Кстати, вы ошибаетесь, если думаете, что я не хочу с вами поговорить. Ладно, идемте в комнату.

Инспектор открыл первую попавшуюся дверь. За ней оказалась замызганная кухня, провонявшая специями и запахом прокисшего мяса с овощами и карри. В раковине чуть ли не до потолка громоздились грязные тарелки. Мелина с застывшей напряженной улыбкой на губах безрезультатно попыталась загородить собой раковину.

– Я заметил, – сказал Вексфорд, – что вы, мисс, очень любите давать советы. И как? Есть успехи? К вам прислушиваются?

– Я просто пыталась помочь. – Она снова вошла в роль послушной девочки. – Разве я дала Полли плохой совет?

– Не знаю. А вот мой совет вы проигнорировали.

– О чем вы, сэр?

– О том, что не следует лгать полиции. Об этом хорошо сказано в присяге, которую приносят в суде: «Клянусь говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды». Мне кажется, вы внимательно отнеслись к первой и третьей части клятвы, но забыли про вторую. Кое-что вы от меня утаили.

– Я не собираюсь быть никаким свидетелем! – воскликнула Мелина, видимо, уловив только это в речи инспектора.

– И все же, боюсь, вам придется. Вчера утром вам позвонил управляющий отеля «Триест», не так ли?

– С ним Полли разговаривала, – угрюмо проворчала Мелина.

– И когда мисс Флиндерс рассказала вам, что машина мистера Уэста была обнаружена, вы ей объяснили, что полиция рано или поздно тоже об этом узнает. Посоветовали ли вы ей тогда рассказать нам все без утайки? Вспомнили ли о моих словах? Нет! Вы решили, что лучше всего будет явиться к нам со сказочкой о замучившей вас совести.

Она дернулась и чуть было не свалила на пол всю груду грязных тарелок.

– Когда вы обо всем узнали, мисс Патель?

Полился бурный поток оправданий. Голос мисс Патель временами срывался на визг, утратив свою прелесть, в нем явственно прорезался просторечный лондонский говор.

– Если вы о том, что ни с каким-таким женатиком Полли по отелям не кувыркалась, так я только вчера все и узнала! Прежде я ничего не подозревала, говорю ж вам, ни-че-го! Полли весь день проревела, мол, какой вам адрес давать, мужика-то нету никакого. А мне смешно сделалось, сколько я ее знаю, ни разу-то у нее парня не было. Ну, я и спрашиваю: «Так ты все выдумала, что ли?» Так и есть, отвечает. А я ей: «Спорим, ты и с Гренвилем не целовалась?» Тогда она вконец ударилась в слезы и…

Наверное, по изменившимся лицам обоих мужчин она заметила, что слишком далеко вышла из роли благовоспитанной девицы. Мгновенно взяв себя в руки, Мелина продолжила:

– Так вот, мне стало ясно, что полиция сразу все раскроет, как вы мне и говорили, сэр. Я объяснила это Полли и спросила, что она будет делать, когда вы к ней явитесь.

– Я вот что хочу спросить, мисс Патель, – перебил ее Вексфорд, – вы попытались узнать, где на самом деле провела ночь мисс Флиндерс?

Как только она поняла, что он не сердится, ее тревога улетучилась. Мужчины просто не могут на нее сердиться, верно? Мелина изумленно улыбнулась, словно на нее снизошло откровение.

– Я?! Какие странные вещи вы говорите! Я об этом даже не подумала.

Ну, конечно, она об этом не подумала. Ведь ей нужно было подумать о стольких вещах: о собственной привлекательности, о выигрышном впечатлении, которое требуется произвести, о самоутверждении за счет униженных подруг и даже о том, что она называла совестью, о чем угодно, только не о смысле заданных ей вопросов. Какой же на редкость неудачный термин выбрал Фрейд, когда назвал человеческую совесть «супер-эго»!

– И вам не пришло в голову, что у девушки, никогда не выходящей затемно из дому без провожатого, должны иметься веские причины, чтобы это сделать? Об этом вы тоже не подумали? Или забыли, что именно в тот вечер убили Роду Комфри?

– Нет, – замотала головой Мелина, – я об этом не думала. И вообще, какое отношение к нам с Полли имеет это убийство?

Вексфорд пристально смотрел на девушку. Под его взглядом Мелина начала машинально ковырять пальцем золотую вышивку на своем жилете, казавшемся белоснежным на фоне бронзовой кожи. Наконец, суровость инспектора ее проняла, и оболочка миленькой глупышки рассыпалась вдребезги. Девушка отчаянно разрыдалась.

– О господи! – пробормотал Лоринг.

Мелина плакала навзрыд, раскачиваясь, словно в истерике. Когда героиня впадает в безумие, она всегда появляется в белом атласном платье[14], без тени сочувствия подумал Вексфорд.

– Дайте ей пощечину, что ли, – сказал он Лорингу и вышел в коридор.

За исключением доносившегося из кухни визга, постепенно переходящего в приглушенные всхлипывания, в квартире стояла тишина. Инспектор поразился тому, насколько должна была окаменеть от испуга Паулина Флиндерс, если она даже не выглянула на крики. Он с ужасом подумал о том, что ему предстояло сделать.

Все двери в коридоре оставались закрыты. Вексфорд постучал в ту, которая вела в гостиную, где он был прошлый раз. Никто не отозвался, но внезапно дверь открылась. На пороге стояла Паулина. Она смотрела на него с глубокой скорбью и без малейшей надежды. Казалось, что ее тянут вниз и бесформенная длинная юбка, и широкая кофта, и волосы, сосульками свисающие на поникшие плечи. Весь ее вид заставлял визави также потупить взгляд. Уже не было ни рукописей на столе, ни заправленной в печатную машинку бумаги, не лежали раскрытые книги и журналы. Сколько же часов она прождала в этой комнате, парализованная ужасом, неспособная даже пошевелиться?

– Садитесь, мисс Флиндерс, – сказал Вексфорд. Ему вовсе не хотелось мучить девушку, но он должен был все узнать. – Вам не надо искать причину, по которой вы не можете сказать мне имени того, с кем провели вечер восьмого августа. Я уже знаю, что никакого мужчины с вами не было.