Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах! госпожа, предлагать такой выбор – значит ставить мне пренеприятное условие. Коль скоро вы заставите меня заговорить вопреки моей воле, какой залог освобождения вы мне дадите?
– Двери тюрьмы и моего дома для вас откроются; я вам обещаю.
– Ну что же, я заговорю, как никогда не говорил бы по доброй воле. Я не скажу вам свое имя; а если я и люблю всею душой, то это вы узнаете не от меня; но признаюсь, раз уж придется, что я намерен в первой же ассамблее совершить подвигов более, чем когда-либо. Теперь я свободен?
– Да; с нынешнего дня вы можете выходить; но если вы мне хоть немного благодарны за любезное обхождение в плену, окажите мне ответную любезность и останьтесь до дня великой ассамблеи, о котором я вас извещу. Я дам вам доброго коня и такие доспехи, какие вы укажете.
– Я готов исполнить вашу волю, госпожа.
– Благодарю! Вот как мы заживем: вы останетесь в этом застенке, где вам ни в чем не будет нужды. Мы с моей кузиной будем часто навещать вас. Какие доспехи вы желаете носить?
– Черные.
XXXIII
В тот же день дама велела изготовить черный щит, черную ратную котту, черный покров[94]. А тем временем король Артур созывал всех своих баронов и рыцарей. Мессир Гавейн, отбывший со двора в поисках Рыцаря в алых доспехах, вернулся, так и не найдя его, равно как и сорок лучших рыцарей королевского дома. Все они, так или иначе, клялись не возвращаться без него; но, когда перемирие подошло к концу, все сочли за лучшее отречься от своих слов и вернуться к королю Артуру, коему пристала в них великая нужда.
Галеот же собрал воинов вдвое больше, чем приводил по первому разу; так что железных брусьев, ограждавших его прежний стан, хватило лишь на половину новой ограды. Он известил, что в первый день сражаться не будет, а выйдет в поле лишь для того, чтобы примерить, каков расклад у Артуровой конницы. Только на второй день должна была решиться победа того или другого войска. Мессир Гавейн сверился с расположением сил Галеота и сам обусловил порядок нападения и защиты.
На другой день после мессы, отслуженной рано поутру в обоих войсках, все вооружились, мало-помалу вышли за ограды, потянулись к броду, кто подзывая, а кто идя на зов на том и этом берегу: люди Галеота стояли на правом берегу, а люди короля Артура на левом. Были славные стычки, где особо отличился Эскорал Бедный, рыцарь Галеота, а позже – Артурова дома; он бился против Галегинана, побочного брата монсеньора Ивейна Уэльского. Поломав копья, оба разом упали под туши своих коней. Их прибежали поднимать; люди Галеота, превосходя числом, уже уводили в плен Галегинана, когда подоспел на выручку Ивейн Побочный; он-то и вызволил Эскорала. Галеот вывел второй полк, против которого выступил монсеньор Гавейн. Бретонцы в тот день едва не одолели, но Галеот заполонил равнину новыми войсками, и те вынудили храброго и мудрого племянника Артура в полном порядке вернуться к шатрам. Тут стали крушить заграждения стана; у Гавейна, который достоин был лучшего заслона, конь пал, пораженный смертельным ударом; мессир Ивейн со всеми, кто еще не был в поле, напряг последние силы, и нападавшие повернули вспять. Король Первопокоренный покинул седло; но мессир Гавейн с превеликим трудом взобрался на коня: он был весь покрыт ранами, от которых никогда уже не оправился вполне; и с того дня все реже поминали его подвиги, а чаще подвиги Ланселота Озерного[95].
Вот так король Артур выиграл битву первого дня. С какой же болью он увидел, что его племянника Гавейна во второй раз ведут, истекающего кровью! Лекари признали, что у него сломаны два ребра; но все же они внушили добрую надежду на его исцеление. Когда среди Бретонцев стало известно, что жизнь его в опасности, всеми овладело уныние. Рыцари из Малеота, возвратясь той же ночью к своей госпоже, принесли ей новость о ранах Артурова племянника. Бравый рыцарь тотчас же попросил дозволения переговорить с дамой.
– Правда ли, – спросил он, – что мессир Гавейн умер?
– Нет; но его новые раны не оставляют надежды, что он будет жив.
– Какое несчастье для короля, какая утрата для мира! Госпожа, вы нарушили данное мне слово: вы должны были уведомить меня о дне ассамблеи.
– Да, и я это восполню сегодня: с вас будет довольно участвовать в той, что начнется через три дня. Все готово, и ваши доспехи, и ваш конь; извольте уделить мне эти последние часы.
XXXIV
На другой день госпожа Малеотская изъявила намерение снова выехать в путь. Она направилась в стан короля; но прежде чем покинуть Малеот, она велела своей кузине загодя приготовить все, что мог потребовать Бравый рыцарь. Чтобы поболее его уважить, девица уложила его в господскую постель и сидела в изголовье, пока он не уснул. Утром она пришла помочь ему облачиться в черные доспехи, а после долго провожала его взором.
Подъехав к реке недалеко от лагеря Бретонцев, он остановился, опершись на глефу и обратив свой взор на башню, где уложен был мессир Гавейн, где стояли во множестве дамы и сама королева. Вот уже воины короля Артура перешли брод и начали мериться силами с воинами Галеота; на обоих берегах множились схватки и поединки. А между тем Черный рыцарь оставался недвижим, неотрывно глядя на башню, словно ожидая некоего приказа. По его коню, по его черным доспехам госпожа Малеотская узнала его без труда; но, сделав вид, что ничего о нем не знает, воскликнула:
– Боже! Что это за рыцарь, от которого никому ни вреда, ни пользы?
Все взоры обратились на него, а Гавейн спросил, нельзя ли взглянуть и ему.
– О! – сказала госпожа Малеотская, – ваше ложе нетрудно передвинуть к окну.
И когда Гавейн посмотрел, он сказал королеве:
– Госпожа, не напоминает ли он вам давешнего рыцаря, что так же стоял опершись на этом самом месте и будто бы и не помышлял сражаться? Однако победителем ассамблеи вышел он; но доспехи у него было алые.
– Возможно, – ответила королева, – но к чему вы так говорите?
– Дай Бог, чтобы это был тот же самый рыцарь! Подобных подвигов я еще не видел.
Пока они так беседовали, король Артур выстраивал свои войска и разделял их на пять полков; первый он вверил