– Рыцарь, я буду рада пойти на это, но при единственном условии: вы скажете мне ваше имя.

– Увы! этого я сделать не могу.

– Тогда вы не поедете на ассамблею.

– Я готов обещать выполнить ваше условие, как только смогу.

– Ну что ж, отправляйтесь сегодня ночью, если вам угодно.

– Благодарю вас, госпожа.

И его снова отвели в застенок.

Тем временем войско Бретонцев усилилось, и Галеот счел возможным, не навлекая на себя укора, бросить вызов честь по чести королю Артуру. Он доверил Первопокоренному королю (прозванному так за то, что он прежде других дал клятву верности) вести первый полк, числом в сорок тысяч воинов. Полк этот занял берег реки Хамбер, супротивный стану Артура. Не успели Бретонцы вооружиться, как явился рыцарь от госпожи Малеотской верхом на дюжем боевом коне и в доспехах алого цвета, приготовленных для него госпожой Малеотской. Он стал напротив воинства Первопокоренного; но вместо того, чтобы устремить взор вперед, он обратил его на галереи башенки, которую король Артур велел соорудить неподалеку от брода, чтобы вернее следить за всеми перипетиями своих бойцов. На галереях была королева с придворными девицами, а в глубине башенки – монсеньор Гавейн, обреченный на праздность недавними своими ранами. И вот Первопокоренный король пускает своего коня через брод, дабы иметь честь нанести первый удар; но Алый рыцарь, опершись на глефу, словно бы и не думает его встречать. Герольды и оруженосцы бретонской стороны дивятся, чего ради вышел этот латник, столь неторопливый на поле боя.

– Рыцарь, – зовут они, – разве вы не видите Первопокоренного; вы не пойдете на него?

Он их не слышит. Самый дерзкий бесстыдник подскочил к нему, сорвал щит и повесил себе на шею, а наш рыцарь, похоже, этого не заметил. Другой нагнулся, поднял комок сырой земли и запустил в переносицу шлема, крикнув:

– О чем замечтался, бездельник?

Когда влага попала ему в глаза, Бравый рыцарь очнулся и увидел Первопокоренного короля, уже ступающего на бретонский берег. Он налетел на него с копьем наперевес и получил первый удар; но, хотя и не было щита, кольчуга была доброй закалки и не порвалась. Король обломал об ее петли копье, а сам, приняв удар более жестокий, грузно упал на землю. Первый удар весьма удивил герольдов, которые вначале так дурно судили о Бравом рыцаре; а тот, кто завладел щитом, вернулся к нему со словами:

– Сир, возьмите обратно ваш щит, вам от него будет больше пользы.

Не удостоив его взглядом, Бравый рыцарь позволил водрузить щит себе на шею; а между тем многолюдное воинство Первопокоренного короля, видя своего сеньора в опасности, перешло целиком на другой берег. Первым прибывшим дорого стоило их нетерпение: затем подошли полки короля Артура, и битва захватила всех. На сей раз удача была не с теми, кто брал числом, благодаря немыслимым подвигам Алого рыцаря, который ломал копья, повергал наземь коней и всадников, рубил головы и руки, рассекал груди. Одни лишь сумерки смогли остановить это побоище. Бойцы Первопокоренного короля отошли в немалой сумятице, а бойцы короля Артура все почести этого дня воздали Алому рыцарю. Но он исчез, и никто не мог сказать, что с ним стало.

Галеот узнал от Первопокоренного, что король Артур употребил в бою все войско, какое привел, и что победой своей Бретонцы обязаны несравненной доблести одного-единственного рыцаря. На другой день он послал Короля с Сотней Рыцарей и Первопокоренного короля в стан Бретонцев. Артур принял их с великим почтением.

– Сир, – сказал первый, – нас прислал к вам Галеот, правитель Дальних островов: он удивлен, видя, сколь малое войско стоит на защите земель, от которых он требует присяги. Он дарует вам год перемирия, чтобы вам успеть собрать всех ваших рыцарей. Когда этот срок пройдет, сочтите себя уведомленным, что на продление надеяться не следует; и знайте, наш сеньор Галеот ручается, что удержит на своей стороне Алого рыцаря, коему вы обязаны победой в первой ассамблее.

С этими словами посланцы удалились; король Артур остался доволен дарованным ему долгим перемирием, унижен тем, что вынужден его принять, а пуще всего обеспокоен угрозой отнять у него Рыцаря с алым щитом.

XXXII

А тот поспешил вернуться к госпоже Малеотской. Изнуренный усталостью, он приехал, бросился к себе на ложе и не притронулся к яствам, приготовленным для него. Госпожа Малеотская узнала о возвращении рыцаря, посланного ею в войско Артура, своего сюзерена, и первым делом поспешила узнать новости этого дня. Ей сказали, что между Бретонцами и воинами Первопокоренного короля была битва, самая что ни на есть смертельная, и что наилучшую долю в победу внес некий рыцарь в алых доспехах. Услышав это, дама взглянула украдкой на свою кузину, которой она препоручала заботы по дому; и как только смогла говорить без свидетелей, сказала ей:

– Милая кузина, не наш ли это рыцарь? Мне хотелось бы в этом убедиться. Если он столько сражался, это должно быть заметно по его доспехам и ранам.

– Вам так уж хочется это знать? – спросила кузина.

– Нет слов, как хочется; но сделайте так, чтобы никто об этом не догадался.

Тогда кузина нашла способ удалить из дома всех, кто его охранял, и, набрав целую горсть свечей[93], они обе спустились в конюшню и увидели коня Ланселота с израненной головой, шеей, ногами, лежащим возле яслей, к которым он не притронулся.

– Боже тебя сохрани, славный конь! – воскликнула госпожа Малеотская, – сдается мне, ты в руках достойного мужа. Что вы об этом думаете, кузина?

– О! я думаю, как и вы сами, что трудов ему выпало поболее, чем отдыха; но это не тот конь, которого брал ваш пленник.

– Похоже на то, – сказала дама, – что он потерял их несколько; пойдем посмотрим его доспехи; мы сможем судить, хорошо ли они послужили.

Они поднялись в каморку, где были сложены доспехи; кольчуга была помята, порвана на руках, плечах и в иных местах. Щит был расколот, изрезан и пронизан в двух десятках мест такими дырами, что в них легко проходил сомкнутый кулак. Шлем погнулся и был весь исполосован, наносник оторван, а обод свисал до земли, еле держась на последнем кривом гвозде.

– Посмотрите, кузина, – сказала дама, – что вы скажете об этих доспехах?

– Что носивший их не сидел сложа руки.

– Скажите лучше, что их носил самый доблестный из людей.

– Раз вы так говорите, госпожа, уж наверно, так оно и есть.

– Пойдемте, пойдемте, – увлекла